Духовная поэзия.

События страстной седмицы в поэзии

Великий четверг


Гефсиманский сад

Мерцаньем звезд далеких безразлично
Был поворот дороги озарен.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.

Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со Мной».

Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.

Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.

И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом Он молил Отца.

Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дремой,
Валялись в придорожном ковыле.

Он разбудил их: «Вас Господь сподобил
Жить в дни Мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников Себя предаст».

И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди – Иуда
С предательским лобзаньем на устах.

Петр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: «Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.

Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы Мне сюда?
И, волоска тогда на Мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.

Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.

Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты».

Борис Пастернак

Великий четверг


Событья выстроив без спешки по порядку,
Стихал последний перед Пасхою четверг.
Ночь затушила чернотой остатки
Закатного костра, и день померк.

И город будто в тишине пригнулся
И сгорбленным пред звездами предстал,
Ввысь башнями и стенами тянулся
Луной облитый иудейский храм.

Он опасался скорого навета,
И дом, где Пасху есть они могли,
Велел найти двоим лишь по приметам:
Прохожий у ворот, кувшин воды...

Все шло размеренно, как будто бы случайно
Нашлись и устланная горница и стол,
И переплелся вечер с вечной тайной...
С двенадцатью Он тихо в дом вошел...

И было Таинство дано в воспоминанье:
Чаша вина, ломанный хлеб для них,
Чтоб каждый в предрекаемых скитаньях
Не забывал, Чей стал он ученик.

Понять все не могли, как ни старались,
И лишь надеялись: придет заветный час!
От странных слов вдруг споры разгорелись:
Кто больше, и зачем так мало нас...

Он подождал, когда гам прекратился,
Сказал: «Симон, се сатана просил,
Чтоб сеять вас повсюду, как пшеницу,
Я ж о тебе молитвы возносил...»

Иеромонах Василий (Росляков)

Великая пятница

ВЫНОС ПЛАЩАНИЦЫ

Выносится в толпу святая Плащаница.
Все расступаются, склоняясь перед ней.
Я слышу тихий плач. Заплаканные лица
Мне видны сквозь огонь бесчисленных свечей.

Свершилось! Кончены предсмертные страданья.
Умерший на Кресте положен в гроб Христос.
И в пенье клироса мне слышится рыданье,
И я роняю сам скупые капли слез...

А. Жемчужников


..........................................

Люблю часы, когда ложится
На землю ночь в Страстной Пяток.
В церквах мерцает Плащаница,
Апрельский воздух чист и строг.

И мнится: вкруг свечей струится
Неисчислимых душ поток,
Там их незримая светлица,
Им уготованный чертог.

Уснули ль маленькие дети,
Ушли ли скорбно старики -
Все царствуют в Христовом свете.

А здесь, у нас свистки, гудки,
Очередной набат в газете,
И только в сердце песнь тоски.

Александр Солодовников.

Благодарю, о Господь,
За Океан и за Сушу,
И за прелестную плоть,
И за бессмертную душу,

И за горячую кровь,
И за холодную воду.
- Благодарю за любовь.
Благодарю за погоду.

Марина Цветаева

Заразиться от леса покоем,
Высотою от древней сосны,
Беспредельною ширью морскою
От кипящей, гремучей волны…
Устремлённостью в небо – от птицы,
Свежим духом – от вешней струи.

Боже, что ж не могли заразиться
Всем Тобою созданья Твои?

Зинаида Миркина

Даже если ставила когда-то, это нужно перечитывать время от времени
спасибо автору

Эльпида-Амальди

Хочу рассказать о чуде,что произошло со мной, Вообще-то, оглядываясь назад, осознаю,что чудес было довольно много. Но это - главное.
Но прежде надо немного ввести в ситуацию. Это конец 90-х. Расцвет развала. Зарплату не платят месяцев 8, живем на мамину пенсию. У мамы крыша окончательно съехала в неизвестном направлении, а мой астено-депрессивный и вегетативно-вестибулярный синдром как последствие менинго-энцефалеидальной нейроинфекции плавно перетекает в маниакально-депрессивный... Мамуля от устройства потопов перешла к устройству пожаров... Недавно схоронили сестру, муж старшей племянницы в очередной раз исчез из дома...
В общем, картина веселая. Все вокруг исполнены тоски и злобы на происходящее. И вот в один поистине чудесный вечер я прихожу домой, уставшая и злая. Дома меня встречает неизвестно на что обиженная мама, голодные пес и кот. Ну, котяра, тихо мявкнув и увидев мою мрачную физиономию, благоразумно исчезает, а пес поджимает лапы и униженно сообщает, что ему бы пипи сделать... Голодная, взвинченная, стиснув остатки зубов. хватаю поводок и волоку скотину на прогулку...
Жили мы тогда в довольно симпатичном районе, прямо у меня под окнами большой сквер, через дорогу, через перекресток, в конце недлинной асфальтированной дороги - небольшой лесной массив. И небо видно в перспективе.
На дворе - конец марта. Закат. Облака очень красиво подсвечены... Иду это я с собакой, смотрю на закатное небо... И вдруг меня толкнуло в сердце. Кажется, я даже физически ощутила удар. И - беззвучный голос АЗ ЕСМЬ!
Я не могу объяснить, почему и как это произошло. Мое поколение росло безбожным. В смысле, Бог не упоминался в процессе нашего воспитания, разве что в плане разоблачения поповства. Бабушка моя, вероятно, верила, но по-своему. В церковь она не ходила. Родители-коммунисты, естественно, тоже о Боге не говорили. На работе, правда, уже в 80-90 годы на меня стали наседать неизвестно откуда вынырнувшие верующие:"Не можно быть честным человеком, если ты не крещен!" Это меня бесило, я заявляла,что Бог - не милиция, чтобы хватать меня за руку...
Это я все пишу к тому, что на религиозные темы я в то время особо не думала, земных забот хватало. Ну, я много читала, конечно. В том числе и прекрасных писателей. Думала о многом. Но о Боге? Как-то не случалось.
И вот - АЗ ЕСМЬ! Нет, я не упала в обморок. Я даже не сразу поняла, ЧТО я поняла. Просто я вдруг почувствовала, что мир стал ярче. Неприятности - мельче. И вообще, я не одна на этом свете, есть кто-то, кто меня знает и ЛЮБИТ. Я почувствовала себя любимой!
Нет, я не хочу сказать, что родители меня не любили. Семья у нас была вполне благополучной во всех отношениях. Но... как бы точнее объяснить? Мама, например, чересчур всерьез воспринимала все ррреволюционные идеи. И заявляла мне, тогда 8-летней, что она не кошка, чтобы любить меня просто так, я должна ЗАСЛУЖИТЬ ее уважение и любовь. Ох!.. Я очень старалась, честное пионерское! Но как же это было трудно... И вдруг ОН меня любит! Нет, признания в любви не было, но я просто ощутила эту любовь...
Вот и все о самом главном чуде моей жизни. Ах да, мой синдром никуда, конечно, не делся, но скромненько притаился где-то и старается лишний раз не высовываться. Хронический бронхит - моя Донья Бронхитта - благополучно покинула меня. 90 процентов времени я пребываю в спокойно-светлом расположении духа.
Но должна предупредить: я не ВЕРЮ в Бога. Я - ЗНАЮ.

Комментарий к рассказу

Прекрасны заключительные слова!
Рассказ о моем чуде.Это событие, благодаря которому я, как и Вы, не ВЕРЮ, а ЗНАЮ.
Интересно то, что в 18 лет мне грозила гибель: по дороге к проходной общежития МГУ меня мог догнать мужчина (он вышел из "Волги", где сидели еще трое, а я остановившийся рядом автомобиль не заметила: думала о завтрашнем зачете). Но он не догнал!
Потому что я тоже услышала голос, который сказал : "Беги!". Мало того, ноги сами собой помчались так быстро, как я, в принципе, бегать не умею. Мчалась и не знала, почему. просто поверила голосу.
Только в тот момент, когда взялась уже за ручку двери проходной, почувствовала, что меня сзади кто-то обхватил за талию и тащит от двери. Но дверь я уже открыла - кончиками вытянутых пальцев, представляете? То есть, судьбу мою решали секунды...
На пороге проходной тот час выросла вахтерша с кобурой пистолета на поясе и крикнула: "Не трогать!". Меня отпустили... Я проревела в своей комнатке всю ночь. На зачет утром не пошла, в Москву больше никогда поздними электричками не ездила...
А мое "ЗНАЮ" стало еще крепче...

Соль-Вейг

* * *
Мои собеседник безымянный,
Тот, с кем не скучно никогда.
Чьи речи льются постоянно,
Как шелестящая вода.

Мой собеседник неизменный
Когда в лесу беззвучный дождь
Я слышу голос сокровенный
Я чувствую, как Ты идешь

За каплей падающей следом,
В лад всей Вселенной, сердцу в лад,
- И начинается беседа,
Где слушают и говорят
Одновременно...

И чем тише,
Тем больше веской правоты,
- И ровно сколько сам услышишь,
Настолько же услышан ты...

Зинаида Миркина

Случайно попала на эту страничку И перечитала все страницы от начала до конца. Спасибо всем. На душе легче стало.

vallentina

Спасибо за добрые слова.

Если не бывали еще, заходите в темы, там есть где душе отдохнуть.

Адреса тем в моей подписи или в Вернисаже на стр 105 полный список мои хтем.

Иосиф Бродский

Сретенье
Анне Ахматовой

Когда она в церковь впервые внесла
дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взоров небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом
свет падал младенцу; но он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему,
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: “Сегодня,

реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
дитя: он — Твое продолженье и света

источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в нем.” — Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. “Слова-то какие…”
И старец сказал, повернувшись к Марии:

“В лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть его будет, твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око”.

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шел молча по этому храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.

Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою

как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.

15 февраля 1972

http://media.pravmir.ru/mp3/sretenie-brod.mp3
Сретение. Читает Иосиф Бродский

Давно хотела узнать мнение об этих стихах, человека воцерковленого, "внутрицерковного",

Священник Дмитрий Свердлов

На мой сугубо частный вкус, духовные интуиции сомневающего и нецерковного Бродского точнее и небеснее, чем регулярная самоуверенная благочестивость иного внутрицерковного человека. По привычке хочется оправдывать поэта перед церковной аудиторией. Но нет, не буду этого делать – выдавлю еще каплю раба человеков – пусть сама оправдывается перед гениальным чувствованием поэта, каковое, вне сомнений – дар свыше.
Итак, стихотворение. В начале вымороченное, математичное, построенное, довольно искусственное – и, разумеется, искусное в своей математической правильности и выстроенности. Много ума в самом ритме поэзии, что непривычно – Бродский же есть и другой: Бродский – огонь, Бродский – поток…
Стихотворение длинное, поэт не торопится, размеренно скучно он раскручивает стереотипные витки – хорошо знакомую канву, и оттого нагнетает еще больше скуки, испытывая терпение читателя известными деталями. В самом деле, ну не стал бы такой большой поэт просто зарифмовывать евангельский текст ради рифмованности текста? В чем же смысл стихо-творения здесь, где он?
Тягучие нескончаемые ступенчатые каденции слов, которые читаешь и ждешь, когда же они приведут к тому, ради чего все это написано (приведут ли?)… Хочу видеть в этой повествовательной веренице образ – а именно, настроение Симеона, старика, который устал жить и ждать. Симеон, из которого уходят силы и соки, резвость и живость, произносит эту речь чуть ли не по обязанности – таким, во всяком случае, веет впечатлением… Чувство вынужденности, назидательности, дидактичности подтверждается редкой для Бродского нарочитой казенной стилистикой – стихотворной сухостью и рваным ритмом если не программного монолога пророка… Даже то, что поэту удалось по-русски удачно зарифмовать привычное церковнославянское «Ныне отпущаещи» не оживляет настроения: обещанная встреча произошла, факт засвидетельствован – долг исполнен. Точка.
И Симеон уходит. И отсюда, со второй половины начинается то, собственно, самое. Меняется походка стиха, начинается жизнь, движение, приходит освобождение. Здесь начинается Бродский. Начинаются смыслы – после зарифмованного евангельского текста. И начинается Симеон: Симеон не пророк, исполняющий долг-послушание Богу, а Симеон-человек, удовлетворенный и от того еще более уставший, шагающий в неизвестность. Умирать.
Бродский довольно точно – насколько я могу об этом судить – передает скорбное иудейское предощущение умирания: Симеон шагнул «в глухонемые владения смерти… Он шел по пространству, лишенному тверди, он слышал, что время утратило звук» – за последнюю строчку низкий поклон Бродскому-художнику. Слышите? «Он слышал, что время утратило звук…» Будущее смерти, во всяком случае, тревожно и нерадостно, а угадывается даже нечто мучительно пугающее… Туда и выходит Симеон, как положено иудею, даже и видавшему то, что обещал ему Адонаи Господь – выходит в смерть, в шеол, который почти что ад, или хуже.
Вера Бродского евангельски проста, она лишена позолоченного пафоса. То, что для исихаста-паламита – нимб нетварного света, для Бродского пушок волос на голове запеленатого мальчика. Пушок этот не метафора, а просто физически светится в луче солнца – жарко же в земле обетованной, жарко и солнечно…
В последней строфе заканчивается и Бродский. И начинается откровение, благовестие. Шум улицы, белеющий дверной проем, свет из окна, детские локоны… Простые – обычные или умилительные – но рядовые детали земной человеческой жизни… Старик уносит их с собой во тьму – и вносит нечаянно в смерть Свет. Случайно. Он не хотел. Так получилось. Светильник светил – тропа расширялась.

Священник Дмитрий Свердлов

"Православие и мир"

В день Святого Благовещения
Прошли уже века, но также, как и прежде,
Повсюду этот день — день радости людской —
Встречает целый мир в живительной надежде,
Что сердцу он несет отраду и покой.

Благую весть сердцам, как Ангел кроткой Деве,
Приносит этот день и нам в житейской мгле.
Забыть бы о вражде, о злобе адской, гневе,
И легче бы тогда всем было на земле.

А. Красницкий.

Благовещенье

Ты была единая от нас,
Днем Твоей мечтой владела пряжа,
Но к Тебе, святой, в вечерний час
Приступила ангельская стража.

О царица всех мирских цариц,
Дева, предреченная пророком.
Гавриил, войдя, склонился ниц
Пред Тобой в смирении глубоком.

Внемля непостижное уму,
Ты покорно опустила очи.
Буди Мне по слову твоему,
Свят! Свят! Свят!
твой голос, о пророче.

Валерий Брюсов.

Бог в помощь вам, друзья мои,
В заботах жизни, царской службы,
И на пирах разгульной дружбы,
И в сладких таинствах любви!

Бог в помощь вам, друзья мои,
И в бурях, и в житейском горе,
В краю чужом, в пустынном море
И в мрачных пропастях земли!

А.С. Пушкин

«Выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, и там Господь». (3 Цар.19,12)

Константин Бальмонт

Звезда пустыни.

О, Господи, молю Тебя, приди!
Уж тридцать лет в пустыне я блуждаю,
Уж тридцать лет ношу огонь в груди,
Уж тридцать лет Тебя я ожидаю.
О, Господи, молю Тебя, приди!

Мне разум говорит, что нет Тебя,
Но слепо я безумным сердцем верю,
И падаю, и мучаюсь, любя.
Ты видишь, я душой не лицемерю,
Хоть разум мне кричит, что нет Тебя!

О, смилуйся над гибнущим рабом!
Нет больше сил стонать среди пустыни,
Зажгись во мраке огненным столбом,
Приди, молю Тебя, я жду святыни.
О, смилуйся над гибнущим рабом!

2
Только что сердце молилось Тебе,
Только что вверилось темной судьбе,—
Больше не хочет молиться и ждать,
Больше не может страдать.

Точно задвинулись двери тюрьмы,
Душно мне, страшно от шепчущей тьмы,
Хочется в пропасть взглянуть и упасть,
Хочется Бога проклясть.

3
О, Даятель немых сновидений,
О, Создатель всемирного света,
Я не знаю Твоих откровений,
Я не слышу ответа.

Или трудно Тебе отозваться?
Или жаль Тебе скудного слова?
Вот уж струны готовы порваться
От страданья земного.

Не хочу славословий заемных,—
Лучше крики пытаемых пленных,
Если Ты не блистаешь для темных,
И терзаешь смиренных!

4
О, как Ты далек! Не найти мне Тебя, не найти!
Устали глаза от простора пустыни безлюдной.
Лишь кости верблюдов белеют на тусклом пути,
Да чахлые травы змеятся над почвою скудной.

Я жду, я тоскую. Вдали вырастают сады.
О, радость! Я вижу, как пальмы растут, зеленея.
Сверкают кувшины, звеня от блестящей воды.
Все ближе, все ярче! — И сердце забилось, робея.

Боится и шепчет: «Оазис!» — Как сладко цвести
В садах, где, как праздник, пленительна жизнь
молодая.
Но что это? Кости верблюдов лежат на пути!
Все скрылось. Лишь носится ветер, пески наметая.

5
Но замер и ветер средь мертвых песков,
И тише, чем шорох увядших листов,
Протяжней, чем шум Океана,
Без слов, но, слагаясь в созвучия слов,
Из сфер неземного тумана,
Послышался голос, как будто бы зов,
Как будто дошедший сквозь бездну веков
Утихший полет урагана.

6
«Я откроюсь тебе в неожиданный миг,
И никто не узнает об этом,
Но в душе у тебя загорится родник,
Озаренный негаснущим светом.
Я откроюсь тебе в неожиданный миг
Не печалься. Не думай об этом.

Ты воскликнул, что Я бесконечно далек,—
Я в тебе, ты во Мне, безраздельно.
Но пока сохрани только этот намек: —
Все — в одном. Все глубоко и цельно.
Я незримым лучом над тобою горю,
Я желанием правды в тебе говорю».

7
И там, где пустыня с Лазурью слилась,
Звезда ослепительным ликом зажглась.
Испуганно смотрит с немой вышины,—
И вот над пустыней зареяли сны.

Донесся откуда-то гаснущий звон,
И стал вырастать в вышину небосклон.
И взорам открылось при свете зарниц,
Что в небе есть тайны, но нет в нем границ.

И образ пустыни от взоров исчез,
За небом раздвинулось Небо небес.
Что жизнью казалось, то сном пронеслось,
И вечное, вечное счастье зажглось...

Рим 1897г

Разверзлось утреннее око,
Сиянье льется без конца.
Мой дух летит туда, к Востоку,
Навстречу помыслам Творца.

Когда я день молитвой встречу
На светлой утренней черте,-
Новорожденному навстречу
Пойду в духовной чистоте.

И после странствия земного
В лучах вечернего огня
Душе легко вернуться снова
К молитве завтрашнего дня.

Александр Блок
14 марта 1900

К Тебе, о Матерь Пресвятая,
Дерзаю вознести свой глас,
Лице слезами омывая:
Услышь меня в сей скорбный час.

Прими мои теплейшие моленья,
Мой дух от бед и зол избавь,
Пролей мне в сердце умиленье,
На путь спасения наставь.

Да буду чужд своей я воли,
Готов для Бога все терпеть,
Будь мне покров во горькой доле,
Не дай в печали умереть.

Ты всех прибежище несчастных,
За всех молитвенница нас;
О, защити, когда ужасный
Услышим судный Божий глас.

Когда закроет вечность время,
Глас трубный мертвых воскресит,
И книга совести все бремя
Грехов моих изобличит.

Покров Ты верным и ограда;
К Тебе молюся всей душой:
Спаси меня, моя отрада,
Умилосердись надо мной!

Н. В. Гоголь

Я в себе, от себя, не боюсь ничего,
Ни забвенья, ни страсти.
Не боюсь ни унынья, ни сна моего —
Ибо все в моей власти.

Не боюсь ничего и в других, от других;
К ним нейду за наградой;
Ибо в людях люблю не себя… И от них
Ничего мне не надо.

И за правду мою не боюсь никогда,
Ибо Верю в хотенье.
И греха не боюсь, ни обид, ни труда…
Для греха – есть прощенье.

Лишь одно, перед чем я навеки без сил —
Страх последней разлуки.
Я услышу холодное веянье крыл…
Я не вынесу муки.

О Господь мой и Бог! Пожалей, успокой,
Мы так слабы и наги!
Дай мне сил перед Ней, чистоты пред Тобой
И пред жизнью – отваги…

Гиппиус Зинаида

Странник

Молился он.
Став рядом с ним случайно,
Ему в глаза я бегло заглянул —
И звёздное почудилось мне небо,
Во всей своей безмолвной красоте…
И долго я, зашедший в этот храм
Лишь для того, чтобы найти мгновенно
Забвение в молитве торопливой,
Не мог отвлечь обласканного взора
От светлого сиянья чудных глаз…

И вышел я на улицу… И вдруг,
Среди толпы спешащей и шумливой,
Поверила взалкавшая душа,
Что будет мир наполнен чудесами,
Что мертвые сердца не перестанут
На голос Иисуса откликаться,
Пока в очах скитальцев исхудалых
Не потускнеет звёздный свет, зажжённый
Святыми недосказами Христа.

Князь Владимир Палей
Апрель 1916

В нашей жизни самое прекрасное
Не ценою денег покупается.
Даром с неба светит солнце ясное,
И луна нам даром улыбается.

Даром на распаханные полосы
Льётся дождь со щедростью обильною.
Даром ветер гладит наши волосы,
С дуба листья рвёт рукою сильною.

Даром птичьим пеньем наслаждаемся.
Зорями, восходами, закатами;
С близкими, любимыми встречаемся
И вдыхаем воздух не за плату мы.

Никакой монетой не заплатите
За ребёнка ласку необычную,
За супругов нежные объятия.
За любовь, за дружбу бескорыстную.

Но всего дороже, драгоценнее
Нам в подарок Богом преподнесено —
В Иисусе вечное спасение,
Принимай и улыбайся весело.

Посмотри, как Бог к тебе склоняется,
И пойми, что, как свет солнца ясного,
Не ценою денег покупается
В нашей жизни самое прекрасное.

Алексей Никифоров

Зинаида Александровна Миркина и
Григорий Соломонович Померанц

Мы два глубоких старика.
В моей руке — твоя рука.
Твои глаза в моих глазах,
И так невозмутимо тих,
Так нескончаемо глубок
Безостановочный поток
Той нежности, что больше нас,
Но льется в мир из наших глаз,
Той нежности, что так полна,
Что все пройдет, но не она.

Мой сокровенный, тайный мой,
Какою бездною немой,
Каким безбрежьем тишины
С тобой мы соединены!
Я, в душу погрузясь твою,
До дальних далей достаю.
С минуты первой до сих пор
Из глаз в глаза течет простор.
Весь бесконечный небосвод
Из глаз моих в твои течет,
И нету ничего священней
Легчайшего прикосновенья.
Оно-как тихое моленье
И тайное богослуженье.
Глаза в глаза, ладонь в ладонь
И разгорается огонь,
Который все солнца зажег,
Который высекает Бог...

Зинаида Миркина

Тина2 писал(а):

Так нескончаемо глубок Безостановочный поток Той нежности, что больше нас,

Потрясающе! Спасибо!

Лев Болеславский

Живущий, возлюби себя.
Но не привычное, мирское
И людям явленное я,
А то, глубинное, под слоем
Поверхностного бытия.

Свою божественную душу
Ты возлюби и день за днем
Озвучивай ее и слушай,
Словно хорал в себе самом.

И очищай от нот фальшивых,
Расхожих мыслей и страстей,
Чтоб в возвышенных порывах
Смысл высший обнажился в ней.

Ведь все, что пишешь в озаренье
И что замыслил ты в тиши,
Есть только путь, приготовленье
Тебе дарованной души.

И даже добрый и сердечный
Твой труд и подвиг для людей
Есть совершенствованье вечной
Души твоей, души твоей.

Любя ее, любовь умножишь,
И, с миром ощутив родство,
Ты ближнего возлюбишь тоже
С божественной душой его.

Благая весть

Дышит тихая весна,
Дышит светами приветными...
Я сидела у окна
За шерстями разноцветными.

Подбирала к цвету цвет,
Кисти яркие вязала я...
Был мне весел мой обет:
В храм святой завеса алая.

И уста мои твердят
Богу Сил мольбы привычные...
В солнце утреннем горят
Стены горницы кирпичные...

Тихо, тихо. Вдруг в окне,
За окном, – мелькнуло белое...
Сердце дрогнуло во мне,
Сердце девичье, несмелое...

Но вошел... И не боюсь,
Не боюсь я Светлоликого.
Он как брат мой... Поклонюсь
Брату, вестнику Великого.

Белый дал он мне цветок...
Не судила я, не мерила,
Но вошел он на порог,
Но сказал, – и я поверила.

Воля Господа – моя.
Будь же, как Ему угоднее...
Хочет Он – хочу и я.
Пусть войдет Любовь Господняя...

Зинаида Гипиус