Памятные даты.

Тина2

Валентина

76 лет
Москва
Вчера был день рождения поэта Бориса Корнилова



Борис Корнилов родился 16 (29) июля 1907 года в селе Покровское Нижегородской губернии
(ныне Семёновского района Нижегородской области), в семье сельского учителя.
В 1922 году Борис переселяется в Семёнов и начинает сочинять стихи.
Одновременно он активно участвует в деятельности пионерской, а затем комсомольской организаций.
Первые публикации отдельных стихов Корнилова относятся к 1923 году.

В конце 1925 года поэт уезжает в Ленинград, .
Он входит в группу «Смена» под руководством В. М. Саянова, и там его вскоре признают одним из самых талантливых молодых поэтов России.
В 1926 году Корнилов — вместе с Ольгой Берггольц, также участницей «Смены», —
поступил на Высшие государственные курсы искусствоведения при Институте истории искусств.
Борис и Ольга вступили в брак, который оказался недолговечным — они прожили вместе два года, их дочь Ира умерла в 1936 году.

Между тем, "провинциальные стихи" Корнилова вызывают всеобщее восхищение, и начинается его стремительное восхождение к литературному Олимпу.
Различные газеты, журналы и издательства охотно публикуют молодого автора.
В 1928-ом году выходит первый сборник стихов-"Молодость", за ним "Все мои приятели", "Книга стихов", "Стихи и поэмы".
В 30-тых годах Корниловым написаны и напечатаны такие крупные поэтические произведения,
как поэмы "Соль", "Тезисы романа", "Агент уголовного розыска", "Начало земли","Самсон", "Триполье" и др.
В это же время Корнилов сочиняет тексты песен:"Песня о встречном", "Комсомольская- краснофлотская", "Песня революционных казаков" и т.д.

В 1932 году поэт пишет о ликвидации кулачества, и его обвиняют в «яростной кулацкой пропаганде».
Частично реабилитирует его в глазах советских идеологов поэма «Триполье» —
она посвящена памяти комсомольцев, убитых во время кулацкого восстания.

В середине 1930-х годов в жизни Корнилова наступил явственный кризис, он злоупотреблял спиртным.
За "антиобщественные поступки" неоднократно подвергался критике в газетах.

В октябре 1936 года исключён из Союза советских писателей.

19 марта 1937 года Корнилова арестовывают в Ленинграде.

Он расстрелян 21 февраля 1938 года.

В приговоре содержится следующая формулировка: "Корнилов с 1930 г. являлся активным участником антисоветской, троцкистской организации,
ставившей своей задачей террористические методы борьбы против руководителей партии и правительства".

После смерти Сталина, благодаря Ольге Берггольц и оставшимся в живых товарищам поэта,
Корнилов был полностью реабилитирован(1957 год) за отсутствием в его действиях какого -либо состава преступления.

Ныне ва городе Семёнове открыт мемориальный музей Корнилова и установлен его памятник.
В Нижнем Новгороде в честь поэта названы улица и библиотека.
Учреждена премия имени Корнилова "На встречу дня". Она вручается за вклад в увековеченье памяти поэта.

Судьба Бориса Корнилова схожа с судьбами многих советских поэтов и писателей,
которые погибли в годы культа личности Сталина или были надолго реперессированы.
В этом скорбном списке сотни и тысячи фамилий авторов различной степени дарования,
авторов чьё творчество было либо прервано навсегда расстрелом за несовершённые преступления или прервано на длительный срок.
В этом списке многочисленные представители всех народов СССР, и в первую очередь русского народа:
Ярослав Смеляков и Варлам Шаламов, Павел Васильев и Николай Клюев, Николай Заболоцкий и Николай Оленников.
В этом списке и Ольга Берггольц, отсидевшая в тюрьме НКВД около двух лет,
потерявшая там неродившегося ребёнка и ставшая летописцем героической обороны блокадного Ленинграда.

Песни на стихи Корнилова исполнялись и печатались и после его гибели с примечанием «слова народные.»


Песня о встречном

Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Веселому пенью гудка?
Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня,
Страна встает со славою
На встречу дня.

И радость поет, не скончая,
И песня навстречу идет,
И люди смеются, встречая,
И встречное солнце поет.
Горячее и бравое,
Бодрит меня.
Страна встает со славою
На встречу дня.

Бригада нас встретит работой,
И ты улыбнешься друзьям,
С которыми труд и забота,
И встречный, и жизнь – пополам.
За Нарвскою заставою,
В громах, в огнях,
Страна встает со славою,
На встречу дня.

И с ней до победного края
Ты, молодость наша, пройдешь,
Покуда не выйдет вторая
Навстречу тебе молодежь.
И в жизнь вбежит оравою,
Отцов сменя,
Страна встает со славою,
На встречу дня.

...И радость никак не запрятать,
Когда барабанщики бьют:
За нами идут октябрята,
Картавые песни поют.
Отважные, картавые,
Идут, звеня.
Страна встает со славою
На встречу дня!

Такою прекрасною речью
О правде своей заяви.
Мы жизни выходим навстречу,
Навстречу труду и любви!
Любить грешно ль, кудрявая,
Когда, звеня,
Страна встает со славою
На встречу дня.

1932


http://www.youtube.com/watch?v=c6blbEp1IHE&feature=related


Вот что рассказывал сам Борис Корнилов о написании этой песни:
"Мы отдыхали в Сочи и находились в одной комнате вдвоем с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем.
Однажды утром, накинув полотенце на плечи, мы направились к морю. Я воодушевленно говорил: "Нас утро встречает прохладой".
Шостакович поднял на меня глаза и сказал: "Дальше".
Я произнес как бы следующую строку: "Нас ветром встречает река".
Дмитрий Дмитриевич взял меня за руку, повернул обратно и сказал: "Пошли".
В комнате он сразу же сел за пианино и стал подбирать мелодию.
Я быстро написал следующие две строки:
Кудрявая, что ж ты не рада
Веселому пенью гудка?
Дальше пошло дело медленнее....К вечеру получился текст, который вошел в песню.
После, когда Шостаковичу предложили написать музыку к фильму "Встречный", он, с общего согласия и одобрения, включил и "Песню о встречном".

Из антологии Евтушенко
«В 1952 году после первой книжки стихов меня приняли в Союз писателей и, несмотря на отсутствие аттестата зрелости, в Литинститут.
На лестничной площадке второго этажа стоял детинушка в пиджаке с ватными плечами фасона «а ну, брат, полегче», в баскетбольных кедах и вообще похожий больше на баскетболиста, чем на поэта, с ироничными выпуклыми глазами, с темно-коричневыми родинками, щедро рассыпанными по лицу, и с ярко-земляничными губами, вывороченными чуть по-африкански.
– Новенький? – спросил он меня. – Ну-ка проверим тебя на «вшивость».
И начал читать, слегка заикаясь:
…от Махач-Калы
до Баку…
Я не дал строкам зависнуть и немедля подхватил:
…луны плавают на боку.
Насмешливость в его глазах исчезла. Он протянул ручищу:
– Роба… Из Петрозаводска… Ну, для новичка ты в полном поря…
Такова в Литинституте была взаимопроверка – чужими стихами.
Особенно – стихами непереиздаваемых поэтов, или уже расстрелянных, или сидевших.
По знанию их стихов мы определяли сразу: свой или не свой.
Борис Корнилов, Павел Васильев, Ярослав Смеляков были нашими паролями»
.

От Махачкалы до Баку волны плавают на боку,
И качаясь бегут валы от Баку ло Махачкалы.
За кормою вода густая- солона она,зелена,
Неожиданно вырастая, на дыбы поднялась она.

Мы теперь не поём, не спорим- мы водою увлечены;
Ходят волны Каспийским морем небывалой величины.
А потом затихают воды- ночь каспийская, мёртвая зыбь;
Знаменуя красу природы, звёзды высыпали как сыпь.

Я стою один успокоясь, я презрительно щурю глаз-
Мне Каспийское море по пояс, нипочём...Уверяю вас.
Нас не так на земле качало, нас мотало кругом во мгле-
Качка в море берёт начало, а кончается на земле.

От Махачкалы до Баку волны плавают на боку,
И качаясь бегут валы от Баку до Махачкалы.

Нас качало в казачьих сёдлах, только стыла по жилам кровь,
Мы любили девчонок подлых- нас укачивала любовь.
Водка, что ли ещё и водка- спирт горячий, зелёный и злой;
Нас качало в пирушках вот как- с боку на бок и с ног долой!

Только звёзды летят картечью, говорят мне :"Иди, усни...",
Дом качаясь идёт навстречу, сам качаешься , чёрт возьми...
Стынет соль девятого пота на протравленной коже спины,
И качает меня работа лучше спирта и лучше жены.

От Махачкалы до Баку волны плавают на боку,
И качаясь бегут валы, от Баку до Махачкалы.

Что мне море? Какое дело мне до этой зелёной беды?
Соль тяжёлого сбитого тела солонее морской воды.
Что мне море, ребята, если наши зубы как пена белы,
И качаются наши песни от Баку до Махачкалы.

От Махачкалы до Баку волны плавают на боку ,
И качаясь бегут валы от Баку до Махачкалы,
И качаясь бегут валы от Баку до Махачкалы..."

1930

http://www.youtube.com/watch?v=i-JHJeIOlJU


Соловьиха

У меня к тебе дела такого рода,
что уйдёт на разговоры вечер весь, -
затвори свои тесовые ворота
и плотней холстиной окна занавесь.
Чтобы шли подруги мимо, парни мимо,
и гадали бы и пели бы, скорбя:
«Что не вышла под окошко, Серафима?
Серафима, больно скучно без тебя...»
Чтобы самый ни на есть раскучерявый,
рвя по вороту рубахи алый шёлк,
по селу Ивано-Марьину с оравой
мимо окон под гармонику прошёл.
Он всё тенором, всё тенором, со злобой
запевал - рука протянута к ножу:
«Ты забудь меня, красавица, попробуй...
я тебе тогда такое покажу...
Если любишь хоть всего на половину,
подожду тебя у крайнего окна,
постелю тебе пиджак на луговину
довоенного и тонкого сукна...»
А земля дышала, грузная от жиру,
и от омута Соминого левей
соловьи сидели молча по ранжиру,
так что справа самый старый соловей.
Перед ним вода - зелёная, живая -
мимо заводей несётся напролом, -
он качается на ветке, прикрывая
солвьиху годовалую крылом.
И трава грозой весеннею измята,
дышит грузная и тёплая земля,
голубые ходят в омуте сомята,
поларшинными усами шевеля.
А пиявки, раки ползают по илу,
много ужаса вода в себе таит...
Щука - младшая сестрица крокодилу -
неживая возле берега стоит...
Соловьиха в тишине большой и душной...

Вдруг ударил золотистый вдалеке,
видно, злой и молодой и непослушный,
ей запел на соловьином языке:
«По лесам, на пустырях и на равнинах
не найти тебе прекраснее дружка -
принесу тебе яичек муравьиных,
нащиплю в постель я пуху из брюшка.

Мы постелем наше ложе над водою,
где шиповники все в розанах стоят,
мы помчимся над грозою, над бедою
и народим два десятка соловьят.
Не тебе прожить, без радости старея,
ты, залётная, ни разу не цвела,
вылетай же, молодая, поскорее
из-под старого и жёсткого крыла».

И молчит она, всё в мире забывая, -
я за песней, как за гибелью, слежу...
Шаль накинута на плечи пуховая...
«Ты куда же, Серафима?» - «Ухожу».
Кисти шали, словно пёрышки, расправя,
влюблена она, красива, нехитра -
улетела. Я держать её не вправе -
просижу я возле дома до утра.

Подожду, когда заря сверкнёт по стёклам,
золотая сгаснет песня соловья -
пусть придёт она домой с красивым, с тёплым -
меркнут глаз его татарских лезвия.
От неё и от него пахнуло мятой,
он прощается у крайнего окна,
и намок в росе пиджак его измятый
довоенного и тонкого сукна.

5 апреля 1934

 
30 Июл 2011 13:39

Страница 1 из 13