Дом, в котором я жила

Люси



Порт пяти морей
МОЯ КОРНЕВАЯ СИСТЕМА.
(продолжение)

Как ни умоляла бабу Маню её матушка и по совместительству моя прапрабабка, почтенная Каролина Тимофеевна, не бросать мужа, как ни отговаривала её от столь рискованной авантюры, как ни плакала, как ни взывала к Богу, даже чуть ли на колени не становилась перед своей непутёвой дочерью – всё впустую. Упрямая ветреница баба Маня и слышать ничего не хотела и твёрдо решила начать новую жизнь. В приподнятом, на грани с эйфорией, настроении и с гордо поднятой головой, она так и отправилась навстречу этой новой жизни – почти в никуда, но в полной уверенности, что судьба ей будет только благоволить.
Достоверно не знаю, сколько времени они пробыли в Курске, но бабушка моя, предаваясь иногда детским воспоминаниям, говаривала: «…а вот когда мы жили в Курске…». Позднее, когда я уже начала учить географию и узнала, где находится славный город Курск, то очень удивлялась – ведь Курск – далеко не приморский город, и вряд ли там было что-то, имеющее отношение к военно-морскому флоту, где мог бы служить мой прадед. Но, когда в один из своих приездов в Москву всю эту историю поведала мне старшая сестра бабушки, мне стало всё понятно, как и то, что на самом деле «курский период» оказался совсем непродолжительным - около полугода, или чуть больше.
…В Курске же баба Маня потерпела полное фиаско на амурном фронте. Сперва она довольно долго искала своего полковника, потом никак не могла с ним встретиться – тот почти постоянно то был на каких-то учениях, то в отъезде по служебным делам, то возил своё семейство отдыхать на воды. Но тогдашний Курск – город маленький, где все и всё про всех знали. Видимо, и полковнику стало известно, что его пассия примчалась за ним аж из самого Владивостока, забыв обо всех приличиях вообще и о клятве, данной супругу перед алтарём в частности. Однако встретиться с бабой Маней он не спешил – или страсть поутихла, или побоялся гнева своей жены. Говорят, та была генеральской дочерью, и именно она, использовав связи своего папаши, добилась, чтобы её неверного муженька перевели служить подальше от «разлучницы»…
Но, встреча, всё же, в конце концов, состоялась. В один прекрасный день баба Маня, прогуливаясь с дочерьми по аллейке городского сада, нос к носу столкнулась со своим полковником, который тоже чинно-благородно прогуливался под ручку со своей законной супругой.
Не знаю, каким образом удалось бабе Мане выманить полковника на свидание, впрочем, как и не знаю, как и в каком «объёме» это свидание состоялось. Но домой баба Маня пришла в слезах и велела срочно паковать пожитки и собираться назад, во Владивосток. Выпив изрядное количество валерианки и немного успокоившись, она призналась матушке своей, Каролине Тимофеевне, что полковник очень галантно, но тоном, не терпящим возражений, дал ей понять, что он – семейный человек, и продолжение их отношений невозможно. Вдобавок ко всему ещё и госпожа полковница, пронюхав, что её муженёк бегал на свидание с «разлучницей», чуть ли не в тот же день заявилась прямо домой и устроила бабе Мане оглушительный скандал.
…Возвращение во Владивосток было не таким триумфальным, как отъезд в Курск. Снова через всю Россию - с детьми, Каролиной Тимофеевной и сундуками. В город, где скандальная история была почти уже забыта… но оставался супруг, оскорблённый в своих лучших чувствах и снискавший позорную для каждого мужчины славу рогоносца.
Поначалу баба Маня не собиралась возвращаться в мужнин дом, но мудрая Каролина Тимофеевна, по-женски сочувствуя дочери, убедила её в обратном – вернуться к мужу, повиниться, пасть, в конце концов, ему в ноги – «…Франц Бенедиктович, всё-таки, очень порядочный и добрый человек, он просто святой - даст Бог - простит и примет тебя, хотя бы ради детей…». Каролина Тимофеевна относилась к зятю с трепетным благоговением и всегда величала его только по имени и отчеству.
Не знаю, был ли святым мой прадед, но именно ради детей он, после долгих объяснений, принял свою беглую жену. Как и прежде, он обеспечил им полное содержание, но сам навсегда переселился на другую половину дома, в упор не замечал бабу Маню, старался бывать дома как можно меньше и реже и никогда больше не переступал порога их общей супружеской спальни…
…Говорят – не согрешишь – не покаешься, а не покаешься – не спасёшься. Мне думается, что баба Маня моя очень долго, если не всю оставшуюся жизнь, мучилась угрызениями совести. Тем более, что и судьба (или господь Бог?) жестоко покарала её – вскоре младшая её дочка Тосенька, которой едва исполнилось десять лет от роду, заболела воспалением лёгких и, несмотря на усилия лучших докторов города, умерла.
…В старинном католическом молитвеннике Каролины Тимофеевны, который вместе с её же чётками благоговейно хранит моя мама, я однажды нашла небольшой листочек бумаги, на котором крупным, почти детским почерком было выведено: «Tosia zmarła 10 paźdźiеrnika»**…
А вскоре и сам Франц Бенедиктович отбыл в очередное плавание. Было это в 1913году, почти за год до начала первой мировой войны. Прощаясь с дочерьми, он обратился к старшей дочери, своей любимице, красавице Софье: «Моя рада тебе, Зоська - утЕкай з тего дому, утЕкай, як найшибчей…»*. И все. Ни письма, ни весточки, ни самого Франца Бенедиктовича… исчез человек, словно его никогда и не было…
Дальнейшая судьба моего прадеда неизвестна – то ли он погиб при каких-то трагических обстоятельствах, то ли просто не захотел возвращаться в опостылевший ему дом. Во всяком случае, поиски его так и не принесли никакого результата…
Моя бабушка, наделённая изрядной фантазией и путаясь в исторических датах, любила иногда «залить», что её отец то погиб в битве при Цусиме, то в битве при Порт-Артуре, то утонул вместе с крейсером «Варяг». Конечно, над ней тихо посмеивались, но прощали это маленькое лукавство – оно и понятно – каждый хочет видеть своего отца героем.
…Я не осуждаю свою прабабку, да и какое право я имею судить человека, которого вот уже целых полвека нет на этом свете? Только вот иногда задумываюсь – была ли она по-женски счастлива? Выходила ли замуж за моего прадеда по большой любви или её, совсем молоденькую, просто выдали за красавца-капитана, как за «хорошую партию»...
«…И, может быть, на мой закат печальный
Мелькнёт любовь улыбкою прощальной…»
Женское счастье, хоть и очень недолгое, всё-таки улыбнулось бабе Мане. Ей было уже за пятьдесят, когда она вышла замуж во второй раз, за некоего Николая Ивановича Лебедева, очень хорошего человека, как утверждали все, кто его знал. В прошлом – боевой офицер, прошедший фронт первой мировой войны, потом, после революции, воевавший в Красной Армии, выйдя в отставку, Николай Иванович трудился скромным бухгалтером в каком-то тресте. Примерно через полгода после свадьбы Николай Иванович поехал по служебным делам в Хабаровск, прихватив с собой бабу Маню. И там, прямо в гостинице, был арестован. Как потом выяснилось, «заложил» его фельдфебель, тоже бывший, которого Николай Иванович наказал за какой-то проступок ещё во время службы в царской армии. Видно, и проступок, и наказание были серьёзными, если фельдфебель через столько лет, случайно встретив Николая Ивановича в Хабаровске, подошёл, поздоровался за руку… и тут же настучал, куда следует. Из мести, разумеется. На следующий день за Николаем Ивановичем пришли...
После беготни по всяким инстанциям удалось узнать, что его увезли в Москву, и баба Маня помчалась в столицу – искать справедливости и выручать мужа.
…Через месяц она вернулась. Молча вошла в дом. Без сил опустилась на стоявший возле двери стул. Тихо произнесла – Николая Ивановича расстреляли – и заплакала…
Это было в 1927 году. Сталинская мясорубка пока ещё только набирала свои обороты. Всё самое страшное было впереди...


(продолжение следует)
__________________________________________________________________
*Мой совет тебе, Зоська – беги из этого дома, беги, как можно скорее…
**Тося умерла 10 октября…

 
21 Мар 2009 22:21

Страница 1 из 3