Подружкины посиделки-2

Ирина244 писал(а):

смешно

ну, еще один на закуску и арбайтен

У нормальных людей среди фобий: пауки, темнота и тюремные нары. Некоторые боятся жать чужие руки. Пяткин слышал, в Бразилии живет мужчина, который при виде голых женщин забивается в угол и не выходит, пока ему не покажут голого мужчину. А у Пяткина - невесомость.

Когда бабушка повела его погулять по деревне, ему было три года. Возраст клинического идиота, которому ничего не стоит камень поднять и проглотить. А потом орать, когда его будут из задницы выковыривать. Так закладывается фундамент мировоззрения. В этом возрасте в рот лезет все само собой, от гудрона до с основой смолы.

Папа говорил, у бабушки Пяткину будет хорошо и весело.

Некоторое время, действительно, было хорошо и весело. Идут они с бабушкой, значит, идут. Она ему песенку поёт про пуговку. И вдруг навстречу - колхозное стадо.

Что обычно делают обычные бабушки в таких случаях? Матерят пастуха. Быки разворачиваются и бегут в обратную сторону. Но бабушка Пяткина была учитель русского языка. Она не такая. Поэтому схватила Пяткина и перебросила через глухую школьную ограду.

Он исполнил лутц в три оборота и приземлился в заросли гладиолусов. Мало кто в трехлетнем возрасте начинает ходить в школу.

Идти в школу по-большому он начал еще в полете. И это понятно. Вот так идешь с бабушкой по дороге. Она тебе песенку про пуговку поет. Про коричневую пуговку, которая лежала на дороге, и которую никто не замечал в коричневой пыли, и как рядом с ней по дороге прошли босые ноги, босые-загорелые протопали-прошли…

И вдруг тебя хватают и твои сандалии отрываются от дороги. Ни земли, ни неба. На середине куплета. Дальше: школа, колени, сандалии, снова колени. И потом раз! - клумба. Запах гладиолусов и чего-то еще, до боли знакомого.

А вокруг ни души. Ни бабушки, ни солнышка, ни пуговки. Сидит Пяткин как кочан капусты и с ног до головы тоскует в цветах в полном одиночестве.

В этой связи у бабушки Пяткина появилось подозрение, что в стрессовых ситуациях он теперь будет давать угля стране постоянно. Судя по количеству первой до'бычи, из него вырастает первоклассный шахтер. Поэтому Пяткина повели к лечить к какой-то старухе. Старуха лила воск, скребла перышком, водила по Пяткину руками и что-то стряхивала. И потом сказала, что всё в порядке. Теперь ему никакие стрессы не страшны, но это не точно.

Сорок лет Пяткин не знал, что такое ходить в школу. Перед ним и машины резко тормозили, и цунами в Японии смывало. Собаки нападали, на пианино его учили играть. И хоть бы что.

В сорок три Пяткин сказал у себя на дне рождения:

- Всё испытал. Даже на Эвересте был. А вот с парашютом прыгать не пришлось, - и уснул.

Просыпается, в голове гудит как в трансформаторной будке. Глаза не открываются. Язык к щеке присох. Пальцами веки поднял - в самолете.

На голове шлем, сам в комбинезоне. Вокруг все нетрезвые и веселые. Инструктор тоже. Пяткин пока соображал, что происходит, к нему инструктор сзади пристроился и к себе прицепил. И тут дверь раскрывается и инструктор его вместе с собой выпрыгнул.

Знакомые ощущения быстро выстроили ассоциативные цепи. Пяткин издал залп из всех орудий. После такого крейсер ложится на бок. Инструктор ощутил удар, который едва не вырвал его из связки. Парящий неподалёку орёл потерял сознание и камнем пошёл вниз, рассыпая перья. Парашют резко повело на север.

— Что это было? - крикнул инструктор.

Ошпаренный от пояса до колен Пяткин не был склонен к диалогу. Он держал мхатовскую паузу, поскольку любое из объяснений умаляло масштаб случившегося. Мужчину характеризуют не слова, а поступки.

Поэтому Пяткин, не давая парашюту войти в эшелон приземления, повторил. Инструктор услышал, как клацнули замки на грудной перемычке. С его головы едва не снесло шлем. Его словно руками отрывала от Пяткина сила неземного происхождения.

Идентифицируя падаль по внешним признакам, за тандемом потянулась многочисленная стая ворон. Пяткин посмотрел вниз и на мгновение почувствовал, как у него замерла душа. Через мгновение душа отошла. Его и инструктора бросило в сторону от купола.

— Что ты делаешь, гад?! — дико закричал уже трезвый инструктор. — У меня трое детей!

Пяткин продержался ещё минуту. И вскоре над огородами и заказником раздался звук, с каким самолёт преодолевает звуковой барьер.

— ?! — орал за спиной инструктор, удерживая взбесившуюся систему.

— А? — не расслышал Пяткин.

— Хлеб на!.. Пристегни ремень, капитан Америка!

— Какой ремень? — Пяткин стал ощупывать свою грудь.

— Скоро наш самолёт сядет в международном аэропорту города Варшавы!

— Здесь нет ремня!

— Заткнись! Заткни всё, до чего дотянешься! Дай нам сесть!..

Пяткин решил дать сесть, но так уж вышло. После этого он и инструктор ушли вперёд, оставив купол за спиной. Потом пошли назад. А потом вперёд. У Пяткина всё внутри то поднималось к горлу, то стремительно падало вниз. Когда падало вниз, парашют сносило в сторону, а из стаи отваливалось несколько ворон.

— Очень давно не испытывал подобных ощущений! — кричал Пяткин, вывернув шею. — От красоты дух захватывает!

- Тебе, богу и святому духу поклоняюся и вручаю тело и душу мою... — слышалось за спиной.

"Нервный он какой-то", — подумал Пяткин и дал очередь, сбившую с них обоих обувь. Кроссовки стремительно летели вниз, за них отчаянно бились вороны.

Уже у самой земли Пяткин произвёл контрольный выстрел. Касание с твердью происходило в сердце песчаной бури.

Инструктора искали два часа. Когда отцепился, непонятно. Ушёл в пыли в лес вместе с парашютом. Нашли по стропам. Сидел на пне, грустил. Непонятно, чем человек думает.

А у Пяткина как отрезало. В Турции на зиплайне два километра на высоте четыреста метров ехал, и хоть бы что. Сняло, стало быть.

Вячеслав Денисов