Любимые стихи

***
Из-за пазухи вынув щенка-сироту,
Обратился Хозяин со словом к коту:
“Вот что, серый! На время забудь про мышей:
Позаботиться надобно о малыше.
Будешь дядькой кутёнку, пока подрастёт?” —
“Мур-мур-мяу!” — согласно ответствовал кот.
И тотчас озадачился множеством дел —
Обогрел, и утешил, и песенку спел.
А потом о науках пошёл разговор:
Как из блюдечка пить, как проситься во двор,
Как гонять петуха и сварливых гусей...
Время быстро бежало для новых друзей.
За весною весна, за метелью метель...
Вместо плаксы щенка стал красавец кобель.
И, всему отведя в этой жизни черёд,
Под садовым кустом упокоился кот.
Долго гладил Хозяин притихшего пса...
А потом произнёс, поглядев в небеса:
“Все мы смертны, лохматый... Но знай, что душа
Очень скоро в другого войдёт малыша!”
Пёс послушал, как будто понять его мог,
И... под вечер котёнка домой приволок.
Тоже — серого! С белым пятном на груди!..
Дескать, строго, Хозяин, меня не суди!
Видишь, маленький плачет ? Налей молока!
Я же котику дядькой побуду пока...

***
Мой прадед был из тех, кто не сберёг свободы.
Подраненный в бою, пощады запросил
И в доме у врага оставшиеся годы
Прозвание «раба» без ропота носил.
Должно быть, он сперва хранил в душе надежду
Вернуться в прежний мир: «Судьба, не разлучи!..»
…Но вот хозяин дал и пищу, и одежду,
И кров над головой в неласковой ночи.
И больше не пришлось в заботе о насущном
Решать и знать, что жизнь ошибки не простит.
Хозяин всё решит, хозяин знает лучше,
За ним рабу живётся и сыто и в чести.
Свободному закон не очень мягко стелет,
Свободный, он за Правду стоит порой один…
Ну а раба — не тронь! За ним его владелец.
А. провинится раб — ответит господин.
И женщину он даст — супругу не супругу,
Но все ж таки утеху толковому рабу…
…И время потекло по замкнутому кругу,
В котором повелось усматривать Судьбу.
И прадед мой не слал ей горьких поношений,
Не возносил молитву о разрешенье уз.
Ведь право рассуждать, ответственность решений —
Кому-то благодать, кому-то тяжкий груз.
И прежняя свобода — закрытая страница —
Всё более казалась полузабытым сном.
Иною стала жизнь — и мысли об ином…
…А правнукам его свобода и не снится.


***
«Ложная надежда — это плохо! —
Учит нас прославленный мудрец. —
Если сил осталось на два вздоха
И куда сильней чужой боец,
Если видишь сам, что дело худо
И уже удачу не догнать —
Надо ли надеяться на чудо?
Лучше поражение признать…»
Но тогда как быть, коль самый-самый
Врач, к кому явился ты на суд,
Разведёт беспомощно руками:
«Тут и Боги жизни не спасут!»
Это значит — воспринять как благо
Темноту — и ждать своей судьбы,
Позабыв про гордость и отвагу,
Не пытаясь взвиться на дыбы?..
Ну уж нет! По древнему закону,
Что ещё никем не отменён, —
Кто себя признает побеждённым,
Только тот и правда побеждён.


***
Четыре копыта, облезлая шкура…
По грязной дороге плетётся понуро
Забывшая думать о чём-то хорошем,
Давно ко всему безразличная лошадь.
Она родилась жеребёнком беспечным,
Но скоро хомут опустился на плечи,
И кнут над спиной заметался со свистом…
Забылась лужайка в ромашках душистых,
Забылось дыхание матери рыжей…
Лишь месят копыта дорожную жижу,
И только сгибается всё тяжелее
Когда-то красивая, гордая шея.
Четыре копыта, торчащие рёбра…
Скупится на ласку хозяин недобрый.
А жизнь повернуться могла по-другому —
Ведь где-то сверкают огни ипподрома,
Там тоже есть место обидам и бедам,
Но мчатся по гулкой дорожке к победам
Могучие кони, крылатые кони…
И кутают их золотые попоны.
Им, лучшим, награды и слава — но кто-то
Всегда занимается чёрной работой.
Чтоб им предаваться волшебному бегу,
Тебя спозаранку впрягают в телегу,
И если до срока работа состарит —
Другого коня подберут на базаре.
Четыре копыта, клокастая грива…
А время обманчиво-неторопливо,
И сбросишь, достигнув однажды предела,
Как старую шерсть, отболевшее тело.
Ругаясь, хомут рассупонит возница…
Но ты не услышишь. Ты будешь резвиться
В лугах, вознесённых над морем и сушей,
Где ждут воплощения вечные души.
Опять жеребёнком промчишься по полю,
Неся не людьми возвращённую волю —
Большие глаза и пушистая чёлка,
Четыре копытца и хвостик-метёлка.


***
С тобой хоть однажды было такое?
Чтоб небо кружилось над головою,
Чтоб чёрные точки перед глазами
Метались огненными роями?
Чтоб воздух горло палил на вдохе,
Не достигая бьющихся лёгких,
И на лопатках прела рубаха,
Мокрая от безотчётного страха?
И ты сознаёшь: свалилось на темя
Такое, что вылечит только время,
Но в завтра тебе заглядывать жутко,
Ты хочешь вернуть минувшие сутки,
Где было уютно и так тепло,
Где ЭТО еще не произошло…
…Бывало? И длилось больше чем миг?
Тогда ты Отчаяние постиг.


***
Когда я умру, я не сгину, как искра во тьме.
Когда я умру, я очнусь на высоком холме.
Там, где не бывает ни горестно, ни одиноко,
Очнусь оттого, что большая собака лизнёт меня в щёку.
И я потянусь, просыпаясь, и на ноги встану,
И вдаль посмотрю сквозь жемчужные нити тумана.
Умытым глазам не помеха рассветная дымка —
Свой путь разгляжу до конца, до заветной заимки.
Тропой через лес, где тяжёлые ветви — как полог,
Где голову гладят зелёные лапищи ёлок,
А если решу отдохнуть на пеньке у дорожки,
Тотчас на колени запрыгнут пушистые кошки,
И там, где траву водяную течение клонит,
Без страха ко мне подойдут любопытные кони…
Чего им бояться — созданиям доброго мира,
Где только сухие поленья и рубит секира?
И вот наконец сквозь прогалину леса — увижу
Дымы. очагов и дерновые низкие крыши:
Там встретить готовы, меня без большой укоризны.
Все те, кто был мною любим в завершившейся жизни,
Готовы принять и судить не особенно строго
Все те, кто меня обогнал на небесных дорогах.
Обиды и гнева не будет во взглядах знакомых…
И я улыбнусь. И почувствую сердцем: я дома.


***
Не всему ещё жизнь научила,
Больно стукая носом о дверь:
Если что-то тебе посулили —
Ты посулам не очень-то верь.
Пусть ты сам никогда не забудешь,
Если слово кому-то даёшь,
Но тебя — вот уж истинно — люди
Подведут просто так, ни за грош.
Это очень жестокая мудрость,
Но у жизни таких — хоть коси:
Никого, как бы ни было худо,
Никогда ни о чём не проси.
Те же люди, кого не однажды
Из дерьма доводилось тянуть,
Или прямо и просто откажут,
Или всяко потом попрекнут.
Что бы ни было завтра с тобою,
Ты завета держись одного:
Никогда не сдавайся без боя
И не бойся — нигде, никого.
Передряги бывают — не сахар,
Станет видно, насколько ты крут:
Никому не показывай страха,
А не то — налетят и сожрут.
Жизнь — не очень красивая штука…
Все мы чаем добра и любви,
А она нам — за кукишем кукиш…
Так восславь её, брат. И — живи…


***
Зубов отточен ряд
И нехорош мой взгляд:
Я — пёс!
За тысячу шагов
Учует злых врагов
Мой нос.
Кого-то подстегнёт,
Кого-то отпугнёт
Мой вид.
Я схватки не ищу,
Но в жизни не спущу
Обид!
Щетина на хребте.
Сверкают в темноте
Клыки.
Я — зверь среди зверей.
Ну — у кого острей
Клинки?!..
…А ты со мной не схож.
Ты кроток, тонкокож,
Несмел.
Ты, в драке не боец.
Ты. вражеских сердец
Не ел!..
Ты только мудрых книг
Величие постиг.
Твой нрав
Опередил наш век.
Ты просто — человек.
Ты — прав!
Неблизок твой рассвет.
Покамест даже нет
Свечи!..
Но я, матёрый зверь,
Прошу уже теперь:
Учи…


***
Рассуждали поэты о чести... Читали стихи,
Высекавшие искры из самых бессовестных душ.
Были песни свободны от всякой словесной трухи
И на жертвенный подвиг немедленно звали к тому ж.
Лишь один опоздал поучаствовать в их торжестве.
А когда появился — заплакал: “Не дайте пропасть!
Я по злобе людской без вины обвинён в воровстве...
Поручитесь, прошу вас, что я неспособен украсть!
Среди белого дня надо мной разразилась гроза!
Неужели позволите, братья, втоптать меня в прах?..”
Но молчали поэты и лишь отводили глаза:
Ведь у каждого только одна голова на плечах.
Нет, конечно, любой обвинённого издавна знал.
И стихами его восхищался, и был ему друг.
И, конечно, никто не поверил, что этот — украл.
Но чужая душа, как известно, — потёмки: а вдруг?..
Уходили поэты, спокойствие духа храня,
Отвернувшись от слез: пусть во всём разберётся судья!
Им ещё предстояло назавтра стихи сочинять
О величии дружбы, о “жизни за друга своя”...


***
Расскажу я вам, люди,
Не совсем чтоб о чуде —
Будет прост мой недолгий рассказ.
В рыжей шкуре я бегал
И любил человека:
Это счастьем зовётся у нас.
Сын старинной породы,
Я нанизывал годы,
Ликовал, отмечая весну.
Время мчалось недаром —
Стал я сивым и старым
И однажды навеки уснул.
Вытер слезы хозяин:
“Больше ты не залаешь,
Не примчишься, как прежде, на зов.
Спи спокойно, мой милый...”
Но какая могила
Удержала собачью любовь?
Убегать беззаботно,
Оставлять без присмотра
Тех, кого на земле защищал?!
Да когда так бывало,
Чтоб меня не дозвались,
Чтоб на выручку я опоздал?..
... А потом было вот что.
Как-то зимнею ночью
Возвращался хозяин домой.
Я — по обыкновенью —
Бестелесною тенью
Провожал, укрываемый тьмой.
Было тихо вначале,
Только сосны шептали
Да позёмка мела под луной...
Недоступную взгляду
Я почуял засаду
У развилки дороги лесной!
“Что, хозяин, мне делать?
Мне, лишённому тела,
Как тебе на подмогу успеть?..”
Я рванулся из тени,
Из нездешних владений,
И возник перед ним на тропе!
Перед смертью-старухой
Я не ползал на брюхе,
Не скулил, не просился назад.
Под напором свирепым
Просто лопнули цепи —
“Поспеши, мой хозяин и брат!”
Изумлён нашей встречей,
Он пошёл, не переча,
Доверяя любимому псу,
По тропе безымянной
Прочь от тех окаянных,
Затаившихся в тёмном лесу.
И до самого дома
По дороге знакомой
Мы дошли, точно в прежние дни.
Как бывало — бок о бок...
Лишь следы по сугробам
На двоих оставались одни.

Мария Семенова


ВЕРЕСКОВЫЙ МЕД

Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.

В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.

На вересковом поле,
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый - на живом.
_______

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой наравне.

Король глядит угрюмо:
"Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем!"

Но вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.

Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет,-
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но ни один из пленных
Слова не произнес.

Сидел король шотландский,
Не шевелясь, в седле.
А маленькие люди
Стояли на земле.

Гневно король промолвил:
"Пытка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовили мед!"

Сын и отец молчали,
Стоя у края скалы.
Вереск звенел над ними,
В море катились валы.

И вдруг голосок раздался:
"Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь!

Старость боится смерти.
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну!" -
Карлик сказал королю.

Голос его воробьиный
Резко и четко звучал:
"Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал!

Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем...
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.

Пускай его крепко свяжут
И бросят в пучину вод -
А я научу шотландцев
Готовить старинный мед!.."

Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.

Волны над ним сомкнулись.
Замер последний крик...
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:

"Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна -
Мой вересковый мед!"

С.Маршак. Лирика. Переводы.