Памятные даты.

Сегодня исполняется 87 лет со дня рождения Булата Окуджавы.

Булат Шалвович Oкуджава ( 9 мая 1924 - 12 июня 1997 )
Поэт, прозаик, киносценарист.
Основоположник направления авторской песни.

«Доброволец Отечественной войны, встретивший День Победы и свой день рождения солдатом, долечивающим рану», —
так написал об Окуджаве известный российский литератор С. Рассадин в книге «Встречи в зале ожидания» (Воспоминания о Булате)

И еще одна газетная статья

"Нет смысла объяснять, кто такой Булат Окуджава, когда он родился, где жил и что делал. Это и так все знают. В его честь проводятся слеты и фестивали. Его стихи входят в программу по литературе для старших классов. Разве что корабли пока не называют именем Окуджавы — и то, пожалуй, лишь из-за проблем с кораблестроением. Сорок с лишним лет его песни поет вся Россия — по крайней мере, лучшая ее часть. Когда-то, в конце 50-х, Булат мечтал найти двух-трех гитаристов, чтобы каждый вечер выходить с ними на Тверской бульвар и петь, приучать публику к песням. Друзья отговорили. А потом так получилось, что особенно «приучать» не пришлось: публика привыкла к песням, а сам он — к публике.
...Трубная площадь, концерт под открытым небом. Сегодня, 9 мая, — открытие фестиваля, посвященного 80-летию поэта. На балконе театра — цвет авторской песни: Галина Хомчик, Александр Дулов, Юрий Лорес, Виктор Луферов, Вадим Егоров, Надежда Сосновская и многие другие: певчие птицы гордого клина шестидесятников, чьим вожаком и наставником был Булат. Под балконом толпа — не то, чтоб большая, но заметно осложняющая движение транспорта. Нарядная, улыбчивая и какая-то... особая, что ли? Если сложить воедино все лица, получится коллективный портрет типичного интеллигента средних лет. Правда, то тут, то там попадаются тинейджеры. Странно, ведь вроде бы это не их музыка...
Лика, Женя, Олег, 14 лет: — Мы любим Окуджаву! Нет, серьезно — с чего ты взяла, что это песни какого-то одного поколения? Они для всех!. Это настоящая, красивая музыка, ее в кайф слушать.
У старшего поколения — свои причины любви к Окуджаве.
— Что значат для меня эти песни? Слеты, костры, гитары... Это моя молодость. (Ольга, 40 лет.)
— Мы эти песни всю жизнь слушаем и детей к ним приучаем. Окуджава вернул людям представление о вечном. Когда смысл слова «культура— стал затираться, он его восстановил... (Семья — папа, мама, сын.)
В самом центре толпы пожилой дядька лет семидесяти подпевает и приплясывает, размахивая кепкой. Направляюсь к нему.
— Окуджава — это настроение любви, это праздник! Он здесь, среди нас. Да чего там!
Окуджава — наше все, так и пиши.
— Я люблю песни Окуджавы, потому что они добрые. (Наташа, 10 лет.)
Через каждые пять минут под балконом медленно и важно проплывает абсолютно пустой синий троллейбус: видимо, совсем перекрыть движение оказалось невозможным. Это совпадение, вызывающее одобрительные возгласы и смешки, выглядит слегка абсурдным, но трогательным юбилейным сюрпризом.
...Самого Окуджаву слава вряд ли занимала. Будучи лауреатом всех мыслимых конкурсов, кавалером множества наград, членом десятков организаций (включая даже КПСС, что до некоторой степени оправдывает существование последней), он не обращал внимания на такие мелкие вещи, как поддержание собственного реноме. Окуджава принадлежал творчеству, и отвлечь его могли только по-настоящему серьезные дела — беда, война, просьба о помощи. Тогда он, как положено, вставал на защиту справедливости — подписывал письма в поддержку отщепенцев Даниэля и Синявского, космополита Солженицына. Его гражданская позиция была однозначна и безупречна — он никогда не предавал своих стихов. За что и поплатился: во время событий в Чехословакии, когда Окуджава, искренне веривший в то, что власть может быть человечной, резко возразил против ввода танков в Прагу, «компетентные лица— решили, что партия обойдется без него.
Сегодня лишь посвященным известно, кто такой Гришин. А памятник Окуджаве стоит себе на Арбате — пусть не особенно удачный, непохожий, по-московски вычурный, эклектичную арбатскую кашу уже ничем не испортишь. У подножия, с банками пива, примостились местные тины.
...Вопреки молве, Окуджава не был основателем КСП. К коллективной форме самовыражения — слетам, лесам и кустам — он был причастен постольку, поскольку там пелись его песни. Не сказать, чтобы ему такая форма нравилась. Однажды, попав на какой-то квартирник, Окуджава имел несчастье наблюдать, как исполняется его «Поднявши меч на наш союз...» — хором, с зажженными факелами. «Просто секта какая-то» — поежился Булат Шалвович. Мощеный, декоративно-брусчатый, офонарелый Арбат с рокерами, хиппами, матрешечниками он тоже недолюбливал. Заветную улицу, бывшую его Отечеством, сломали и переделали; нынешние арбатские мазилы, изображающие вольное братство свободного искусства, вовсе не окуджавские живописцы. Тексты Окуджавы сегодня существуют отнюдь не в той реальности, которая их породила. Ее нет, а песни есть, и это лучшее доказательство их подлинности. Каждая эпоха создает своих певцов, но пережить смену времен под силу единицам. Окуджаве это удалось.
Он попал на фронт в 42-м, из девятого класса, одним из сотен тысяч добровольцев, уходивших поэшелонно, побатальонно. Их было так много — молодых, сильных, храбрых, но умирал каждый в одиночку, лоб в лоб,
К счастью (к нашему счастью!), он уцелел — и к поэтам судьба порой бывает милостива. Девятого мая сорок пятого года ему исполнился двадцать один год. Вернувшись с фронта, Окуджава окончил десятилетку, поступил на филфак, успел даже поработать по специальности — где-то под Калугой, наверно, до сих пор живут люди, которых он учил грамматике. Впрочем, сельского учителя из него так и не вышло. Будучи поэтом по рождению, он остался солдатом по призванию — русским офицером, хранящим святыню чести и долга. Образы войны, запечатленные в его песнях, стали нравственным каноном послесталинской эпохи. На них в течение последующих двадцати лет строилось сознание общества. Окуджава был первым, кому удалось сдвинуть идейную махину, обозначив в качестве основы мироздания живую душу. Болящую, ранимую, любящую, подвластную не партийной разнарядке, а велениям совести... и Б-жьей воле.
Конечно, он был поэтом пушкинской породы: по щедрости дара, по естественности слога, по простоте и легкости образов. От огромного его наследства еще долго можно будет кормиться и греться всем его питомцам, потомкам и многочисленным эпигонам. Для уставших, отчаявшихся и сомневающихся он оставил в утешение молитву, вложив ее в уста эпатажника Вийона (которому, при всем его таланте, такая простота взаимоотношений с Б-гом и не снилась).
Для собратьев по перу Булат сформулировал критерий творчества, сказав: «Каждый пишет, как он дышит»
. Для бардов стал камертоном
. Однако прямых наследников — учеников, — не оставил.
Сами пусть растут!
Сами дышат, слышат и пишут, «не стараясь угодить». И плачут.
«Поэты плачут — нация жива» — это его строчки."

Марина Гордон
9 Мая 2004г



"23 июня 1995 года,Состоялся первый и последний концерт Окуджавы в ЮНЕСКО.
На том концерте Булат Шалвович читал свои поразительные, провидческие стихи о Париже:

Париж для того, чтоб бродить по нему,
Глазеть на него, удивляться,
Грозящему бездной концу своему
Не верить и жить не бояться.

Он не верил, что Париж грозит ему бездной ухода. Он был уверен, что земная жизнь его закончится именно здесь. Восемнадцатого мая 1997 года он написал:

Здесь собираются время от времени
Стайки гостей из российского племени,
Передохнуть от родимого бремени
Вдруг залетевшие в этот Париж,
Где не захочешь, да воспаришь.

Нет, он не умер в суперсовременном госпитале в парижском пригороде Сlamart. Он именно воспарил. Растаял в небе над сахарной головой собора Sacre-Coeur, затерялся в улочках Монпарнаса, в арбатских переулках, в тишине ночных московских бульваров, навеки оставшись верным, может быть даже последним Часовым Любви."

Михаил Федотов