Любимые стихи

galinka111

Галина

63 года
Россия, РК
Баллада о краденой встрече.

Ты, конечно, не вспомнишь… Да это не так уж и важно…
И преданья забыли все даты и все имена…
Время память размочит, как хлипкий кораблик бумажный,
Чтобы нечего было тебе обо мне вспоминать…

Только руки твои… Только болью израненный вечер…
Память рвется из снов, из цветных отражений Земли…
Я балладу пишу о единственной краденой встрече,
Той, которую мы в прошлых жизнях сберечь не смогли…
...............................................................................................................
Помнишь город уездный?… В надменной тиши захолустья
Сплетни тетушек древних, ужимки румяных невест…
И рассветы в полнеба впадали в знакомое устье,
И нетрезвый звонарь над округой звонил «Благовест»…

Ты приехал внезапно. Тебе захотелось проведать
Стариков и от прежних любовных романов остыть,
Со священником местным в семейном кругу пообедать,
И варенье попробовать с привкусом детской мечты.

Ты приехал домой. Мать открыто гордилась карьерой
И успехом твоим у столичных зарвавшихся львиц,
И с визитом явился почет оказать офицеру
Предводитель дворянства – отец трех дозревших девиц…

Пили вечером чай. Ароматом антоновки воздух
Был пропитан насквозь. И над садом заря занялась.
Мать заметила вскользь: «Князь женился. Сегодня-то поздно…
Надо б завтра к нему… Непутевый, а все-таки князь…»

Тихо звякнул стакан. Эпицентр различных скандалов-
Князь, стрелялся раз сто, много пил и три раза вдовел…
«А на ком он женился?...» Мать губы ревниво поджала:
«Наших мало ему…» И опять наклонилась к канве.

«Из-за моря привез… То ль черкешенка, то ли турчанка…
В церковь вроде бы ходит, а только тоща, как кащей...
И в собранье бывает, но больше играет в молчанку,
Впрочем, завтра увидишь… Не хочешь ли чаю, mon cher?»

А наутро… Ты помнишь, как взвизгнули громко ворота?
Грохотало вдали… Летний гром или ангелов хор?
С князем пили не раз. И кутили в столице, чего там…
Было жарко, и ты по-соседски поехал, верхом.

Ты, конечно, забыл… Растеряли седые поверья
Пьяный окрик, хлыста безразличный усталый щелчок…
И навстречу тебе, из распахнутой яростно двери
Я шагнула легко – с рассеченным до крóви плечом.

Взглядом лишь обожгла. На себя вдруг рванула поводья,
И в седло - по-мужски - конь мгновенно послушался рук…
Вышел князь на крыльцо: «Вот, опять задурила сегодня.
Прелесть, как горяча. И я рад, что Вы здесь, милый друг…

Эй, седлайте скорей. Мне - Буяна, а гостю - Сорбонну…
И анисовой шкалик сейчас принесите со льда…
Не бледнейте, mon cher, я при Вас ее пальцем не трону…
Ну, давайте – за встречу… и счастье отчаянных дам!»

Ты не знал, что и думать. Все рвался вначале уехать,
Что-то там говорил о визитах и срочных делах…
Но остался, разбавив анисовой водкой и смехом
Незлобливую совесть, что в память надрывно звала…

Вечерело, ты помнишь?... Закат обрывался устало…
Кони шагом пошли, князь все время в седле засыпал…
Ты подъехал один – так, как я на судьбу загадала…
И увидел меня – так, как, в общем-то, ты загадал…

Помнишь, спéшился, милый? Шаги оставались до встречи…
Я себе не лгала - я узнала тебя на крыльце…
Ты слова растерял… Только взглядом и руки, и плечи
Обнимал, задержавшись на свежем багровом рубце.

И не вспомнил тогда. Ты всегда забывал меня, милый…
Я молилась сама, чтобы легче тебе забывать,
Но судьбу за судьбой нас сводило неведомой силой…
…Ты ко мне подошел, на ходу подбирая слова.

«Ах, княгиня, мне жаль…» - с ритма сбилась банальная фраза…
Не до светских забав – слишком мало осталось минут.
«Завтра после полуночи» - бился в агонии разум, -
«Флигель, в старом саду…» - и губами к молчанью прильнув,

Вдруг отпрянула в миг… Очумелых сорок развлекая,
Вынес ношу свою на поляну усталый Буян:
«Наконец-то, mon cher… Что набегалась? Дура такая…
Я тебе объясню, как привольно перечить князьям…»

Ты откланялся сразу, припомнив грозу и усталость…
Луч закатный лизнул силуэт исчезающий твой...
Ты бежал от себя… И не знал, что уже увязались
За тобой привкус губ и разбитого времени вой…

Ты не вспомнишь сейчас, как шагами ты комнату мерял,
Среди сотен «Зачем?» так манило небесное дно.
Как металась душа, словно тень твоя, - загнанным зверем,
И грозила сбежать в непроглядную летнюю ночь…

Как уснул лишь под утро, едва не дождавшись рассвета,
И сомненья уснули, блаженно мурлыча у ног…
Ты, конечно, пришел в наше странное звездное лето,
Ты пришел ровно в полночь. Ты просто иначе не мог.

Тихо скрипнула дверь. И рванулись отчаянно руки,
И дыханья слились, и в испуге шарахнулась даль…
Губы пили взахлеб, допивая остатки разлуки,
И горчил на губах обреченности горький миндаль.

Время ринулось вспять. Души ныли на кончиках пальцев,
И сливались тела, прорастая друг в друга навек
И стучало в висках, как знаменье: «Касаться… Касаться…»
И сиянье мерцало в стыдливой прикрытости век…

Облетало смешной мишурою ненужное платье,
Бесновались столетья, мошкою носились слова,
И земная любовь воскресала в безумстве объятий,
И беспечная страсть все спешила себя раздавать...

Небо вылилось в землю бессмысленной яростью молний,
Показалось на миг, что прозрел даже случай слепой,
Ты не вспомнишь сейчас, слава Богу, любимый, не вспомнишь,
Как за грохотом грома послышался топот сапог…

Только вздох, только миг… И отпрянув, вдруг выгнулось тело,
А в глазах поселилась недобрая темная ночь…
«Уходи, мой родной» - я тогда так сама захотела…
«Ни о чем не жалей…»…- и в грозу распахнула окно.

«Будет все хорошо. Поспеши…» - подтолкнула легонько,
«Дверь не выдержит долго… Прощай, будет все хорошо…»
И по старому саду, по молний разбитых осколкам,
Ты как будто по краю истерзанной Вечности шел…

Оглянулся лишь раз, чтоб увидеть встревоженным сердцем
Отсвет узкой спины, и шальное мельканье огня
И душою услышать: «Уйдите! Мне надо одеться…
Вам не надо спешить – Вы и позже казните меня…»

Дождь наотмашь хлестал, и над полночью выли печали,
И казалось тебе - даже лето безумьем больно,
Ты не помнишь теперь – нянька старая долго ворчала
Когда вымокнув напрочь, к утру ты вернулся домой…

Ты пытался раздеться, но руки не слушались больше
И остался в зрачках шалых молний неистовый звон,
И гремело в висках: «Я люблю тебя, милый, хороший…»,
Отражаясь от стен и ныряя в бездонность окон…

…А на третии сутки в себя ты пришел понемногу,
Показалось тебе, будто просто очнулся от сна,
Мать рыдала в углу: «Слава Богу, сынок, слава Богу…»
Только слева заныло: «Как вдруг постарела она…»

Ты старался припомнить. Но все несусветно смешалось:
Старый сад. Старый флигель. Истерика полной луны…
Отсвет тонкой спины… Невозможная острая жалость…
Руки… Горький миндаль… Губы, голые плечи и сны…

Ты все вспомнил внезапно, и с бредом рассорилась память…
Вдруг с постели привстал, под тревожное: «Что ты, лежи!»
«Было!» - разум шепнул… Тело тихо добавило: «С нами…»
«Сколько дней я проспал?» - и услышал, как голос дрожит…

«Трое суток, сынок», - прогремел тебе доктор уездный -
Балагур, здоровяк, гнул подковы нередко на спор…
«Вас в столицах, видать, обучают отдельным болезням…
Я горячки тяжелой такой не встречал до сих пор...

А теперь – отдыхать…»… Мать пошла проводить эскулапа.
Нянька липовый чай принесла – будто в детстве, точь-в-точь…
Ты внезапно спросил, и слова ломко падали на пол:
«Слышишь, нянь… Ты скажи, обо мне не справлялся никто?...»

«Не справлялися, барин. А что Вы, кого-нибудь ждали?»
Снова падали шумно и óб пол ломались слова…
«А от князя посыльного, нянюшка, не присылали?»…
«Ой, да что ты, родимый… Чай, князю теперь не до вас…

Цельный город шумит, ведь княгиня-то…» - лезвием острым
Разгулялись по сердцу звенящие колокола,
И дыханье зашлось: «…Приняла таки давеча постриг,
Так сподобил Господь, что и схиму она приняла…

Я уж в церкви была. И мне батюшка дал эпитимью…
Сто поклонов земных, и до Спаса до самого - пост…
Мы-то ведьмой ее… А она, голубь белая, - схиму…
Разве принял бы жертву такую у ведьмы Господь?..»

Потемнело в глазах. И в мгновение умерли звуки,
В клочья рвался под пальцами тонкого времени шелк…
Губы… Горький миндаль… Голос, жаркое тело и руки…
«Я люблю тебя, милый… Прощай, будет все хорошо…»
……………………………………………………………..
…Мать в столицу писала, что болен, что надобен отдых,
Что единственный сын, что участия просит в судьбе…
Ты не вспомнишь сейчас, но когда ты уехал на воды,
Я тогда уже, милый, почти что не снилась тебе…

Ты еще тосковал. Но призывно шумел Баден-Баден,
Жизнь просила свое… И была, как обычно, права…
Ты сейчас позабыл, как в Париже влюбился не глядя
И исколотость пальцев модистке в ночи целовал…

Ты не вспомнишь, конечно… Была она огненно-рыжей…
Хохотушка-субретка, глаза зеленей, чем мои…
Ты вернулся в столицу, развеяв тоску по Парижу,
И женился на связях из очень хорошей семьи…
………………………………………………..
Время вскачь проносилось. Сложилась удачно карьера,
И недаром мелькали осенней листвою года…
Сын родился и вырос. Жена оказалось не стервой…
Было все хорошо... Помнишь, я обещала тогда?..

Помнишь, мой генерал, стол массивный карельской березы?
К Рождеству из поместья гостинцев прислали обоз,
Распечатал пакет – в кабинете запахло морозом…
Ты не понял вначале, что это – свиданье с собой…

Мать писала в письме, что она, слава Богу, здорова,
Только видит все хуже – не может уже вышивать,
И что старая нянька преставилась после Покрова,
И что дьякон утоп… А она, слава Богу, жива…

И потом два листа новостей до смешного уездных,
И что доктор в столицу ей ехать сейчас запретил
«Дескать, слабое сердце, - сказал. - И совсем не полезны
Будут в возрасте Вашем нагрузки такого пути…

А еще, мой дружочек, случилось великое чудо,
В монастырь наш придешь – даже яблоку негде упасть…
Всё паломники едут – и в праздники едут, и в будни…
Я была на Покров. И едва не сомлела – толпа…

Все в людской говорят, будто схимница наша – святая,
Что Господь просветлил… И сынок, я тебе не солгу -
Я видала сама – Богородицы слезы не тая
По иконным щекам в золоченую чашу бегут…

Плачет Грешных Споручница. Плачет от самых ильинок.
Говорят, будто чашу меняют ей каждого дня,
А еще говорят, будто ходит в окрестностях инок,
И прохожих пытает, не знает ли кто, где наш князь…

А еще, mon ami, я просила с нижайшим поклоном,
Чтоб в молитву вписали и наши с тобой имена,
И назавтра мне с нарочным эту прислали икону,
И записку, что схимница молится вечно о нас…

Это – копия с той, чудотворной…» В тиши кабинета
Вдруг июльской грозой заплясала по нервам судьба,
И рванулось под сердцем нелепое звездное лето,
Руки, голые плечи и горький миндаль на губах…

Как ты вспомнил тогда! Мир, что раньше казался огромным,
Сжался в миг перед встречей, что не дожила до утра…
Ты не вспомнишь сейчас, слава Богу, любимый, не вспомнишь,
Как ты плакал по-детски… Как плакал ты, мой генерал….
………………………………………………………………….
Мы встречались с тобой в сотнях жизней. Мы встретились снова.
Повезло легкой тенью к твоей прикоснуться судьбе…
Кем бы я ни была – песней, птицей, любовницей, словом –
Ты не помнишь, конечно - я вечно молюсь о тебе…

Я молюсь о тебе. Наше хрупкое нежное счастье
Мне мурлычет под вечер, что кровь, может быть, не вода…
Я его берегу. И иллюзии режу на части,
Чтобы счастью больному на картах весну нагадать…

Вот, пожалуй и всё… И дописана, в общем, баллада…
Сны цветные, как прежде, беспечные встречи таят…
И опять Суламифь в полуночный спешит виноградник -
Чтобы ты забывал, милый мой, чтобы помнила я…

 
18 Ноя 2008 1:53

Страница 4 из 80