У камина

Я трогательно отношусь к домашним животным и такие рассказы сильно проникают и не отпускают. До слез.

ЛОХ
( Рассказ-быль )

.. Ему бы не стоило вертеться у моих ног. Тогда я был не в духе и сгоряча пнул его. Пнул зло и, по-видимому, больно, – Лох протяжно завизжал и спрятался под вагончик. Настроение у меня было ни к чёрту, – второй год подряд подваливало счастье провести Новый Год в тайге. Короткая спичка, вытянутая мной при жребии, рушила все планы, и теперь я должен был неделю в гордом одиночестве сторожить наш участок с техникой и заготовленным лесом. Мужики похлопали меня по плечу, – мол, селяви! – и укатили на вахтовке по домам.
Ну, что же, селяви, так селяви, успокаивал я себя, приступая к колке дров для буржуйки. На мгновение из-под вагончика высунулся Лох, но, как только я взмахнул топором, раскалывая чурку, тут же юркнул обратно и снова затих. Обиделся…

Его, беспородного и бесхозного щенка, два года тому назад, уговорила забрать с собой в тайгу молоденькая продавщица деревенского магазина, в который мы заехали по пути на вахту. Так щенок очутился в таёжной глухомани среди разномастной, суровой, прямой, но не очень сердобольной братии. . .
В бригаде у двоих мужиков были охотничьи псины, которых они на время работы привозили с собой. Этот жил постоянно и был абсолютно незлобным и доверчивым кобелём с добрыми и удивительно умными глазами. Правда, его нескладный вид, непонятный окрас и какая-то постоянная покорность , всё это давало повод для насмешек и глупых шуток, а неумение постоять за себя, приводило к тому, что пёс постоянно был обделённым в еде ушлыми собратьями, за что и получил обидную кличку Лох.
Никто особо его к себе не приближал, правда, я его из-за жалости всегда подкармливал, делая это незаметно от упитанных охотничьих ловкачей. А ещё порой уводил от мужиков, когда их шутки над ним больше походили на издевательство. Но ситуации, в которой пёс почувствовал бы во мне хозяина, я не допускал..
Лох же, учитывая некоторую дистанцию в отношениях, выражал свою привязанность ко мне по-своему - завидев меня, он с радостным визгом нарезал круги по спирали и неотступно следовал по моему маршруту.

Нарубив дров, я примирительно позвал собаку: «Лох! Лооох!» Ни шороха.
- Ну и сиди там, Лошара несчастный! – я взял ведро и пошёл за водой к проруби. Оглянувшись, увидел семенящего следом Лоха, который тут же остановился и, виновато опустив голову, завилял хвостом.
- Лох ты, и есть Лох. Тряпка бесхребетная. Взял бы и тяпнул меня за тот пинок. И мне легче было бы. Так и будешь всю жизнь виноватым! - вслух сказал я, остановившись у старого матраса, которым укрывали прорубь от замерзания. Прорубь время от времени окалывали под большое ведро, она становилась всё глубже и, порой, достигала глубины более метра.
Речушка промерзала чуть ли не до дна, вода в проруби отдалялась всё дальше и дальше и, наконец, приходило время, когда ведром было уже не зачерпнуть. Тогда обычно к палке привязывалась большая алюминиевая кружка, которой и черпали воду, порой уже с примесью донного ила.
Кружка на этот раз оказалось почему-то без палки, и я, привстав на одно колено, попытался дотянуться до воды рукой. Черпанул кое-как раз, другой, как вдруг вторая рука, которая упиралась о край проруби, соскользнула, и я в один миг ушёл всем туловищем в эту ледяную яму. Это была смертельная ловушка - кисти рук оказались в воде, а из проруби торчали только мои барсучьи унты. Руки ещё немного погрузились в илистый слой и упёрлись в гальку. Прямо у носа журчала вода. . .
Ужас сковал и мозг, и тело. Кровь яростно била в виски, голова наполнялась расплавленным свинцом. Скоро заложило уши, но несколько раз, когда я делал глотательное движение, то слышал, как журчит вода и скулил Лох, дёргая меня за унты "Давай, Лох! Поднатужься, милый..." - умолял я, прекрасно понимая, что никакая, даже самая сильная собака, не сможет вытянуть моё тело, впрессованное в ледяные тиски.
Я не знаю, сколько прошло времени. Но вдруг в глазах поплыли радужные круги, кровь перестала ломить череп, послышалась какая-то приятная музыка, и всё - меня не стало..

- Паря, слышь, паря, давай приходи в себя! – откуда-то издалека я слышу незнакомый голос и чувствую лёгкие похлопывания по щекам. Открываю глаза – лежу на снегу. Незнакомый здоровяк приводит меня в чувство.
- Ну, слава Богу – оклемался… Пошли потихоньку… Сможешь?
Пытаюсь встать, но тут же падаю на колени. Здоровяк приподнимает моё обмякшее тело и, подставив плечо, ведёт в вагончик. Голова ничего не соображает. В вагончике ещё тепло, а такое ощущение, что меня здесь не было несколько суток.
Устало сажусь на лавку и спрашиваю:
- Это ты мой спаситель?
- Как тебе сказать – я, скорее, подручное средство, а спасло тебя чудо! Самое настоящее! Которое сейчас под вагончик убежало. Вот кабы не он – так и торчал бы ты вверх калошами! Представляешь, еду гружёный лесом, как вдруг выбегает псина навстречу с лаем и чуть не под колёса бросается! Только лай такой не злой, с привыванием. Чую - неспроста собака надрывается. Выхожу из машины, а она за штанину легонько так ухватилась и тащит к своротку. Потом отпустит, скулит и мордой показывает, – туда смотри! Пригляделся – обутки торчат. Сразу догадался, что к чему, - у нас в деревне, давно ещё, баба так замёрзла, - полоскала бельё, да и ушла головою в полынью по самый зад. Тут парень внимательно посмотрел на моё лицо:
- Я когда тебя вытащил, то рожа у тебя как бурак была, думал, готовый. Но вдруг пузыри стал пускать, просветлел. Хорошо ещё воды в проруби совсем было мало и до головы не достала - захлебнулся бы в миг.
Ну, а пёс у тебя - и впрямь, чудо!- ухватился зубами за штаны и волочит меня! Кому сказать - не поверит!
Здоровяк взглянул на часы и заторопился:
- Ну, ладно, паря, добираться мне надо, чтоб к празднику не опоздать.
Я попытался что-то ему сказать, типа, благодарности, но он махнул меховой рукавицей:
- Да, ладно, что я...Собаку свою благодари, ты ей, как ни крути, жизнью обязан...Бывай здоров, паря, погнал я!
Чуть погодя я на ватных ногах вышел из вагончика.
- Ло-ох…
Также виновато скуля и поглядывая на мою ногу, которой получил пинка, он нерешительно подошёл ко мне. Я присел на чурку и взял его морду в ладони. Когда я посмотрел ему в глаза, то в них ничего не было, кроме преданности… Собачьей… Безмерной…

С той поры я смотрел на Лоха совсем другими словами. Мы с ним были неразлучны . Но так случилось, что летом этого же года я менял место работы и прощался с бригадой. Лох чувствовал разлуку - поскуливал и жался к моим ногам. В ту пору я только подыскивал себе жильё и забрать собаку с собой у меня пока не было возможности. Но я не сомневался, что уладив все дела, я непременно вернусь за ним. Я обнял его на прощание и попросил чтобы его на время заперли в пустом вагончике, пока я не уеду на попутном лесовозе.
Дела мои пошли не так скоро, как я планировал, Своим жильём - комнатой в коммуналке - я обзавёлся только года через полтора. К этому времени в моей жизни произошли и другие важные события, тайга с Лохом как-то ушли на второй план, а вскоре я посчитал, что Лох уже и забыл меня.
Да и будет ему, выросшему в таёжной вольнице, хорошо в каменном каземате, пусть даже и с прогулкой?
"Пусть остаётся в тайге, там ему привычно уже" - успокоил я сам себя и жизнь потекла в привычном русле. Если бы только я зал...

Прошло года три, и как-то я встретил в районе Пашку, нашего таёжного тракториста. Помню, мы присели в парке на лавочку и, не привлекая внимания, выпивали за встречу. Вспоминали о таёжных друзьях-товарищах, но когда я спросил о Лохе, Пашка с минуту морщил лоб, соображая, о ком это я, а потом буднично так произнёс:
- А-а-а... этот колченогий... так нет его, вроде как...
- Почему колченогий? И как понять твоё "вроде"?
- Так ему задние лапы Камазом отдавило. В жару лёг в тенёк под заднее колесо а шофёр не заметил. Что-то пристрелить никто не надоумился, патрона, что ли, пожалели. Так он на передних лапах и ползал, пока мы не сменили место вырубки и не съехали оттуда, - поведал мне Пашка, закусывая мороженым.
- Ну, а потом что с ним? - тут я почувствовал, как задрожал мой голос и к горлу подкатил комок.
- Не знаю, - честно признался тракторист. - Мы по-осени съезжали, я замыкал колонну - полевую кухню тащил на прицепе... Помню
ещё дождь холодный моросил, оглянусь, а Лох следом по грязи ползёт, лапы волочит задние… Да разве так долго наползаешь - отстал, колченогий... А я потом уже назад не смотрел - дождь сильнее пошёл, окошко заливало, да и стемнело. По-хорошему, конечно, пристрелить бы надо... Да ладно, думаю -тигра слопает - заключил захмелевший Пашка, а я отвернулся, чтобы он не заметил навернувшиеся слёзы, но почувствовав, что уже не справлюсь с нахлынувшими чувствами, резко встал и быстро пошёл по аллее парка. Я слышал обрывки фраз, которые кричал мне вслед таёжный товарищ : "Да погоди! Я бы не оставил его, это же начальник приказал не брать! Ну погоди же!" Но я шёл не оглядываясь, сам не зная куда, а перед глазами стоял Лох, ползущий с перебитыми лапами вслед за уезжающими людьми...