На границе поэзии и прозы...

Бывает проза, ритмичная и изысканная, как стихи... Бывают стихи, написанные словно прозой... Особый пограничный мир...
Порой отточенный до совершенства, порой размытый акварелью под дождем.. Особый... И по-особому прекрасный...
Мир музыкальных слов, мир музыки словесной...

Моника Вербат

111

Сарвешвар Даял Саксена



"...Жёлтая бабочка кружит в моей комнате. Чёрные мёртвые стены оживают, как ветки деревьев. Мне даже кажется, что они слегка подрагивают, как будто в мою комнату пришла весна.

Нет ничего слаще твоих воспоминаний о весне! Но в них есть и горечь печали: куда ни взгляну - натыкаюсь на стены! И всё-таки верю в себя - ожидаю весну."

"Воспоминание о весне" (перевод с хинди Александра Сенкевича)

Анхель Аухьер


"...С добрым утром, подруга! Как теплы твои пальцы. Ягодой руки пахнут, блещут глаза надеждой. Вместе мы будем слушать музыку многоточий - мы её долго ждали, нам не нужны слова!

Светлого дня, подруга! Реки бездонной грусти ты населишь весельем. Соты твоей печали мёдом наполню я. Возле тебя, родная, радостной и прозрачной станет песня моя.

Доброй ночи, подруга! Воды любви уносят мрак одиноких дней. Ты горизонту даришь два крыла на закате. В огненную карету время впрягаю я, чтоб, высекая пламя, мчались мы сквозь года.

Здравствуй до навсегда!"

"Песенка" (перевод с испанского Натальи Ванханен)

Отон Жупанчич


"Вечерний набросок"

Во мгле невидимые крылья шелестят, растаять не успев в огне заката; сам воздух неспокоен и крылат, как стая туч, что, ужасом объята, летит, спасается от бури наугад...Но скоро тени прекратят свой бег - ночь выпадет из сумерек, как снег.

Перевод со словенского Мориса Ваксмахера

Раббе Энкель

..Как радостно на мир смотреть сквозь призму ночи! Блуждать по ночи в переливах света! Зачем цветок принёс свою пыльцу, пурпур свой золотистый, синий знак, богам и детям не было известно. Вручают всем нам посох. И кто-то нас зовёт в дорогу...

Перевод со шведского Н. Булгаковой

Зоя Журавлёва



...Тоска какая! Вышел дух из шарика любви. Я лишь безводный акведук в бесчувственной пыли. В развалинах моих аркад лишь ветры душные крутят прожаренный песок. И тамариска узкий лист среди камней моих повис печально и легко. И только горстка черепах, заблудших душ пустыни, сухими коготками лап еще царапает мой прах, такой бездушный ныне...

Арвид Скалбе

Душа живет в сердцевине


"...Звук - это луч. Нам дано его слышать. Слово есть свет, излучаемый звуком. Цвет, что со светом в родстве, - это звук, который мы видим. Ну а душа живёт в сердцевине музыки, слова и цвета. Живёт, не завися ни от чего, но всю себя отдавая поющей скрипке, цветущему саду, рождающемуся слову. Душе дано созидать. Душа разрушать не может."

Перевод с латышского Натальи Бабицкой

Рафаэль Альберти


"...О дивная поэзия, и сильная и нежная, моё единственное море с вечным возвращеньем! Да разве можешь ты меня покинуть? И как я мог, слепец, подумать о разрыве? Ты - всё, что мне осталось. Сам не понимая, открыв глаза на свет, я был уже с тобою. Верна ты в счастье и верна в несчастье. Ты за руку ведешь меня в дни мира и в дни, когда печальным громом гремит война и льется кровь..."

Перевод Овадия Савича.

Эдуардас Межелайтис


Томление

Закатное солнце багрянцем обрызгало небо. Туман, утопленник синий, всплывает над влажной низиной и капли прозрачной росы превращает в зелёный смарагд...
В темнеющей горнице неба свечу затеплила звезда голубая. В сверкающей белой рубахе восходит к ней медленный месяц и, приближаясь к вечерней звезде, склоняет пред нею колена...
И неловко смотреть...Не гляди! Закрываю глаза. Уставшие, отяжелевшие веки падают, как у пластмассовой куклы. Но в груди широко растекается гул, словно там, беспрерывно качаясь, сосредоточенно бьёт неслышимый колокол нежности и покоя...
Мне ничком бы упасть, в мягкий мох зарыться лицом, целовать каждый синий цветок в алмазах - слезинках росы. Как прекрасна земля...Как прекрасна...

Перевод с литовского Беллы Залесской и Георгия Герасимова

Эдуардас Межелайтис


"Фра Беато Анжелико"

Краски уже недействительны. Такое лицо можно только на скрипке Паганини сыграть. Штрихами струнными тонко означается профиль: лба, носа, губ и щеки анданте, брови, глаза, подбородка аллегро. Такое лицо можно только на скрипке сыграть: заката розовые тона, лиловая сумерек синева, безмятежное серебро сонетов лунного света, готической башни стройный хорал, тёмного небосвода мистерия. Такое лицо можно только на скрипке сыграть в минуты синей тоски, когда небо смыкает крылья заката и на его высоком челе (стаккато!) возникает Изидин жучок с изумрудным отливом - вечерняя сиротливая звезда. Только на скрипке - где-нибудь в келье отшельника, в камере узника - у единственного незаколоченного окна, безмерную высь измерив своей тоскою. Такое лицо...Такое...

Краски уже недействительны. Такие волосы можно только на кафедральном органе вывести. Льются многоглагольно Баховских фуг необузданные золотые ручьи, скача по камням, по древесным корням; змеятся по розоватому мрамору лба, щёк, шеи античные локоны - вьюнки винограда, росистые закруглённые грозди - волнистая, лёгкая линия Фидия - хочется трогать завитки. Такие крылья за узкими плечами - Летучих Голландцев ветрила или голубей, венчающих шпили готических башен, крылья - лишь медью трубы Гавриила вылить: от земли отрывают и плоть претворяют в дух. Такие нежные руки с длинными гнущимися - стебли дивных цветов - пальцами Парки, пригодными прясть жизни тончайшую нить, можно только на клавесине - лепет лилейных лилий или всхлипывание младенца - вылепить. Такие волосы можно только в органных аккордах вывести; такие крылья - только трубою солнечномедною вылить; такие руки - только на клавесине вылепить, когда небесные своды смыкаются - лепестки циклопического тюльпана - над красным готическим сводом, когда угасает витраж, когда орган приступает к рыданиям за колоннадой...

Перевод с литовского Леонида Миля

Валюша, поздравляю тебя с открытием новой темы!

МОСТАРСКИЕ ДОЖДИ

Той осенью в Мостаре я любил Светлану.
Если б мне знать,
кто с ней рядом сегодня,
если бы знать,
кто сегодня ее целует,
если бы знать,
кто сегодня срывает
мои неспелые абрикосы.

Я говорил ей, ты сопливая девчонка,
много всего говорил,
а она плакала в ответ на мои слова, на мои руки,
я говорил ей, ты ангел и чертенок,
ты уже большая, не строй из себя святую,
и всю ночь шли синие дожди
над Мостаром.

Не было ни птиц, ни солнца, ничего,
она спрашивала, есть ли у меня брат, где я учусь,
хорват я или нет, нравится ли мне Рильке,
спрашивала обо всем.
Спрашивала, мог бы я так с другой,
не дай Бог,
люблю ли ее, тихо спрашивала,
и всю ночь над Мостаром шли синие дожди,
в сумраке комнаты она казалась удивительно белой,
но не хотела этого делать,
не хотела или не смела,
черт ее знает.

Осень, та мертвая осень на окнах,
ее глаза птицы, ее бедра серны
и родинка,
не смею сказать,
маленькая лиловая родинка,
или мне так казалось.
Она спрашивала, хорват я или нет, есть ли у меня девушка,
нравится ли мне Рильке - спрашивала обо всем,
а на окнах, как рождественские колокольчики моего детства,
звонили капли,
и по Нижним кварталам тихо струилась ночная песня,
гей, вырастила мать Сулеймана.

Она рассыпала свои годы по паркету,
ее губы были полными, как спелые персики,
а груди теплыми, как маленькие щенята.
Я говорил ей, глупая, ну что ты важничаешь,
Светлана, Светлана, разве не знаешь, что атомный век,
Гагарин, де Голль и все в этом духе,
многое ей говорил,
она только плакала, плакала.

Я водил ее по Куюнджилуку, по харчевням,
водил повсюду,
мы прятались в пещеры и забирались на чердаки,
под мостами играли в жмурки, Неретва, как жеребенок,
под старым мостом я читал ей Црнянского,
как хорошо, шептала она, как хорошо.

Я рисовал ее ноги на влажном песке,
а она смеялась так ясно и так невинно,
как первые лилии,
я водил ее в мечети, под тяжелым надгробьем
давно мертв Караджоз-бег;
на могилу Шантича она положила цветы,
и плакала, как все женщины,
я водил ее повсюду.

Лето, и я совсем другой,
пишу стихи для одной газеты,
полколонки, подпись Перо Зубац,
и ничего больше,
а всю ночь над Мостаром
шли синие дожди,
в сумраке комнаты она казалась удивительно белой,
но не хотела этого делать,
не хотела или не смела,
черт ее знает.

Ни это небо, ни облака, ни эти крыши,
ни выцветшее солнце над Мостаром, солнце истомившегося мальчишки,
я не сумею забыть,
ни ее волосы, ни маленький язык, сладкий, как клубника,
ни ее смех, звучащий обещанием,
ни эту молитву в часовне на Белом холме,
Бог велик, она говорила, переживет нас с тобой,
ни эти тяжелые синие дожди
бесплодной осени, ее осени...

Она говорила о фильмах, о Джеймсе Дине,
говорила обо всем,
немного печально о Карениной,
говорила, что Клайд Гриффитс
и мухи не смог бы обидеть,
я смеялся - глупая, он убийца, ты ребенок;
ни эти улицы, ни этих продавцов свежего номера "Освобождения",
ни этот полувысохший виноград в витринах
не могу забыть,
эту бесплодную, горькую осень над Мостаром,
эти дожди,
она целовала меня всю ночь, ласкала,
и ничего больше,
Боже мой, и ничего больше.

После снова были осени, после снова лили дожди,
и только одно письмо,
кажется, из Любляны,
ни эти листья на тротуарах, ни эти дни
я не смогу, не сумею стереть.

В письме она спрашивала, что я делаю, как живу,
есть ли у меня девушка,
думаю ли хоть иногда о ней, об этой осени,
об этих дождях,
писала, что осталась прежней,
ей-Богу, совсем такой же,
божилась, чтоб я ей поверил, чтоб улыбнулся,
а я давным-давно проклял Бога,
зачем мне клятвы,
клянись, не клянись,
что толку лгать?

Я говорил ей о Лермонтове, о Шагале,
говорил обо всем,
она носила с собой потрепанную книгу Цвейга
и читала ее по вечерам,
в ее волосах запуталось лето,
желтое солнце и море,
в первую ночь ее кожа была чуть-чуть соленой
и в ладонях уснули рыбы;
мы смеялись над мальчишками,
прыгавшими в реку с моста за сигареты,
смеялись, потому что кончилось лето,
а они все прыгают - дети,
она говорила, они же могут разбиться
или схватить воспаление легких...

Потом умолкала и долго-долго молчала,
я свободно мог думать обо всем на свете, превзойдя Спинозу,
часами мог разглядывать других
или бросать гальку вниз на камни,
мог просто уйти куда-нибудь далеко,
мог умереть от одиночества у нее на коленях,
один в целом мире,
мог превратиться в птицу,
в воду, в камень,
мог все, что угодно...

У нее были длинные, хрупкие, нежные, но быстрые пальцы,
Мы ловили божьих коровок и гадали, и играли в прятки,
Светлана, выходи, вон ты за камнем,
я же не слепой и в своем уме,
давай-давай поторапливайся,
не то у меня получишь;
когда она водила, я мог спрятаться хоть в реку,
все равно находила сразу,
говорила, что по запаху,
что слишком хорошо меня знает.
Я никогда не верил,
наверное, просто подглядывала.
Она любила каштаны,
мы приносили их в комнату и развешивали на нитках,
она любила осенние розы,
когда мои розы засыхали, она клала их в коробку.
Я спрашивал ее, что она думает об этом мире,
верит ли в коммунизм,
хотела бы стать Наташей Ростовой,
спрашивал обо всем,
подчас глупо, еще как знаю, что глупо.

Спрашивал, хотела бы она иметь маленького сына,
скажем, белокурого,
она прыгала: хочу, хочу,-
потом вдруг становилась грустной,
как увядший цветок:
нет и нет, ни за что на свете,
посмотри на него, ему бы только это,
словно она свалилась с Юпитера,
да и кто такой Перо Зубац,
и почему именно он, а не другой,
этого еще не хватало.

Я говорил ей, глупая, ты же умница,
ты ангел и чертенок,
многое говорил.
Она ничему не верила.
Все вы мужчины такие,
вруны и обманщики,
и еще много всего говорила.
А над Мостаром шли синие дожди...

Я действительно любил Светлану
той осенью.
Если б мне знать,
кто с ней рядом сегодня,
если бы знать,
кто сегодня ее целует,
если бы знать,
кто сегодня срывает
мои неспелые абрикосы.
Перо Зубац, 1965

Мостарский мост
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D1%80%D1%8B%D0%B9_%D0%BC%D0%BE%D1%81%D1%82_%28%D0%9C%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B0%D1%80%29

Хари Дильгир "Напевы"

Бабочек мыслей ловлю сетями слов. Но многие улетают. Песням моим я сообщаю ритм сердечных ударов, но некоторых песен недостаёт. Флейта моей жизни передаёт ритмы и мелодии Вселенной. Но не все колебания и волны улавливает ухо.

Перевод с синдхи Аллы Шараповой

Хосе Лесама Лима
"Неслышное"

Оно неслышно, и не поймёшь - наверное, листва набилась и шуршит, подмята лапкой зеваки ящерки, вползающей на лист. Коснётся лба, и кажется - платком глаза накрыли. Золото до листьев так долго добиралось, а листву несло в пустынный дом осени, где нежно обнялись в беззвучной радости неслышное с незримым. Неслышное пыталось кружить листом и опускаться между застывшим деревом и памятью, бегущей как река. Пока в своих владеньях воцарялось неслышное, дом ходуном ходил, но всё внутри стояло на местах. Тут искорка к неслышному припала и занялась, пылая в тишине под зеркалом трёхстворчатого слуха. Дом на мгновенье замер и сызнова пустился по волнам.

Перевод с испанского Бориса Дубина

Анатол Имерманис

"Невыразимое очарование заката..."


Невыразимое очарование заката, прячущегося под кроватью. Зыбкий солнечный танец на старой картине, тончайшая хореография пылинок на причудливо освещённой стене, когда в сумерки входит сознание театрального зала, где я единственный зритель.
Языческий танец пылинок в закатном храме великого солнца. Прощальное эхо детства, предчувствие вечной ночи, трос канатоходца между "быть" и "не быть".
В огромном театре жизни, в амфитеатре сумерек все мы - пылинки в причудливом танце светотени.
Стена моей комнаты - античный хор, говорящий от имени рока.

Эдит Сёдегран
"Жить - победа"

Чего мне бояться? Я - часть бесконечности. Я - часть великой силы вселенной, неповторимый мир среди бесчетных миров, ярчайшая звезда, которая всё равно погаснет. Жить - победа, дышать - победа, быть собой - победа! Победа - чувствовать в жилах бег ледяного времени, слышать бесшумный поток ночи, стоять на скале под солнцем. Я иду к солнцу, стою на солнце, я ничего не знаю - только солнце.
Время, вечно ты со своими новшествами, с разрушениями, с соблазнами, всё-то с каверзами, всё с вариантами: не хочу ли я жить как маленькое зерно, как свернувшаяся змея, как скала среди моря? Время, убийца, - уходи из меня! Солнце меня наполняет сладостным мёдом и говорит: все звёзды когда-нибудь гаснут, но светят без страха.

Перевод со шведского Изабеллы Бочкарёвой

Тина2
Валечка! Оказывается здесь еще одно чудо!
Знаешь на твоих страничках нахожу столько чудесного и часто незнакомого. А некоторое через твое восприятие открывается по-новому.
Но мне ближе поэтическая проза, хотя стихи всегда рассказывала, а не читала.

Эдит Сёдергран

Скажи, затворница, когда-нибудь смотрела ль ты через решётку сада на синие вечерние тропинки своих мечтаний? Ощущала ль ты на языке невыплаканных слёз ожог солёный, в тихий миг, когда над сумраком нехоженных дорог в кровавой туче исчезало солнце?

перевод с шведского Михаила Дудина

Франсиско Луис Бернардес
"Соловей"
 
Лёгкое взмахивание крыльев нежно ласкало тишину. Тишина затаила своё дыхание, ожидая рожденье очаровательной музыки. С каждым разом всё тише шептала листва, еле-еле слышался шелест птичьих перьев. Всё словно замерло, охваченное безмятежным спокойствием, отворявшим двери в величественную красоту.
Но вдруг лес словно ожил и пришёл в движенье от сильного и могучего голоса. Этот голос сначала был похож на рыданья, на стон, на стенанья. Затем послышался звук, прерванный испуганным шёпотом сосен. Протянулась по воздуху мелодичная нить, а затем - тишина и снова - заливистая трель соловья. Соловьиное пенье взорвало густую тишину. Воздух содрогался от чистоты и гармонии, и рассыпались повсюду пламенные ноты, сверкавшие в воздухе, словно капли росы. Пение пылало в тишине, словно отдалённые отблески яркой звезды, похожей на холодный светящийся бриллиант, в который вдохнули жизнь.

Перевод с с испанского С. Кибирского

Арви Сийг
"Снежный вальс"

Школьный звонок прозвенел. И вот мы в метели! Мы смеёмся, волнуясь, кружась. Ветер бежал на коньках, обгоняя нас и дразня, увлекая нас в снежный вальс. Снег плясал у тебя на виске, на реснице таял слезой и сгорал на костре губ. И вдруг ты застыла. Прислонилась к забору. Всё исчезло. Лишь распахнутые глаза устремлены на меня. Снежный вихрь на коньках поскользнулся, словно накренился свет. Ещё губы говорили: "Нет!" - но в глазах уже светилось: "Да!" На разорванной снежной струне снова вспыхивал снежный вальс. Мы убежали из детства.
Снежный вальс, он наигрывал свежесть, нашу тайну берёг вальс, звенящий в тебе и во мне, снежный, нетающий вальс. В нашей жизни вот так же ещё прозвенит ли звонок? И метель нас закружит ли так же? Что было, мы оставим в себе. А если всё показалось? Но я верю и в эту неправду, словно в снежный, нетающий вальс.

Перевод с эстонского Вячеслава Куприянова

Файяд Хамис

"Млечный Путь"

Млечный Путь осыпается с тёмно-лиловых небес на деревья. На кошках бродячих, на жёлтых огнях, на вине и на хлебе какая-то тайна лежит. Бесконечными кажутся улицы в светлом тумане. Это ткёт паутину из хлопьев гигантский паук. Это ночь подняла паруса, как готовый к отплытью фрегат. Это снега дыхание в сердце моё ворвалось, отметая с души прах осенней опавшей листвы. За ночь снег занесёт закопчённую землю Парижа, и проснусь и увижу в окно потрясающую белизну. Может, голубь иззябший прижмётся крылами к стеклу.
Но зимы красоту я пойму только после того, когда в белые бездны подушки моей упадёт твоих грубых волос серебристая тьма.

Перевод с испанского Валерия Столбова

Размик Давоян
"Я наливаю розовую ночь.."

Я наливаю розовую ночь в стакан и молча пью..Звенят стаканы глухо неясной грустью, радостью неясной...В их глубине я вижу отраженья лиц благородных и прекрасных, измученные их изображенья, горячкою отчаянья сожжённые, безвыходным отчаяньем сражённые..

Перевод с армянского Елены Николаевской

Артюр Рембо

Между колоколен протянул я канаты, между окон протянул гирлянды,
от звезды к звезде - золотые цепи, и вот я танцую.

(перевод M. П. Кудинова)

Пер Лагерквист

Я хотел знать,
но спрашивал без ответа,
я хотел света,
но горел один в темноте.
Я возжелал неслыханного
и жил обычной жизнью.
Я пожаловался.
Но никто не понял, что я хотел сказать.

(Перевод Б. Ерхова)

Ларс Энглунд

НА РАССВЕТЕ

Славно бы раннею ранью
застать врасплох, обескуражить утро.
С чёрного входа
пробраться.
Подсмотреть, как оно наряжается
сонной листвой,
тихим ветром, звоном воды,-
и вдруг объявиться - громким, отчаянным криком!

(Перевод Е. Суриц)

Ролан Мориссо
"Я вижу тебя"
 
Я вижу тебя. Ты говоришь со мной. Мы вместе. Ночь - переплетение жёлтых лунных лучей. Небо - звёздное конфетти. Я погружаюсь в озеро твоих глаз. Мир - это счастье.
Я открываю дверь в бесконечность, когда касаюсь твоего лица. В сердце несу я ковчег нашей любви. Я люблю тебя за всех, кто никогда не любил. Я люблю тебя за всех, кто никогда не был любим.
Если мы вместе, мне не надо сиянья дня: твои глаза заменяют мне солнце; мне не надо ночной темноты, достаточно мглы твоего лица.

Перевод с французского Владимира Швыряева

Юрий Саакян
"И одиночество моё"
 
И одиночество моё в твои печальные глаза вселилось. Осень усталая над городом большим дождь пролила на наши лица с весенней свежестью. Я имени тебе не назову и не узнаю, как тебя зовут. Одно мгновенье - и вновь должны мы потеряться среди лесов холодных глаз, и снова осень выкатит дожди над нашим одиночеством без крова...

Перевод с армянского Вячеслава Куприянова