Кому нравится творчесво Северянина?

Кавказская рондель

Январский воздух на Кавказе
Повеял северным апрелем.
Моя любимая, разделим
Свою любовь, как розы — в вазе...

Ты чувствуешь, как в этой фразе
Насыщены все звуки хмелем?
Январский воздух на Кавказе
Повеял северным апрелем.

Игорь-Северянин

Мигая, лампа освещала,
Как ландыш, чистые листы.
Лицо поэта озаряла
Улыбка ласковой мечты.

Я, углубляясь в воплощенья
Его измученной души,
Слыхал, как сердце в упоенье
Мне пело: "Стихни... не дыши..."

С миражем в вдохновенном взгляде
Я аромат элегий пил.
Дышало маем от тетради,
Сиренью пахло от чернил!

Как много разных ощущений
Я в этот вечер восприял:
Страданий, бодрости, стремлений,
Поверив снова в идеал.

И в пору зимнюю пахнуло
На нас вдруг раннею весной.
Поэт молчал, жена вздохнула,
Тоскливо пробил час ночной.

Игорь - Северянин
1907

Заголубеет первозимок,
Снежинка сядет на плечо, -
Тогда меня неотразимо
К нагорным соснам повлечет.

И в лес путем голубоватым
В час лучезарящейся мглы
Шагну – по полушубку ваты
Зимы безудержностью лыж.

Я побегу, снега утюжа,
Свой путь обратный желобя.
Мороз окреп, - ноге все туже:
Я упоенностью объят!

По вызеркаленным озерам,
В них облик скользкий отразив,
Промчусь, как снизившийся ворон,
Куда ведут меня стези.

Они ведут, - в закате бронза,
И сосны гор ее пестрят, -
На озеро – дев слезы – Конзо
У женского монастыря…

Игорь Северянин 1928

Отличной от других

Ты совсем не похожа на женщин других:
У тебя в меру длинные платья,
У тебя выразительный, сдержанный стих
И выскальзыванье из объятья.

Ты не красишь лица, не сгущаешь бровей
И волос не стрижешь в жертву моде.
Для тебя есть Смирнов, но и есть соловей,
Кто его заменяет в природе.

Ты способна и в сахаре выискать "соль",
Фразу – в только намекнутом слове…
Ты в Ахматовой ценишь бессменную боль,
Стилистический шарм в Гумилеве.

Для тебя, для гурманки стиха, острота
Сологубовского триолета,
И, что Блока не поцеловала в уста,
Ты шестое печалишься лето.

А в глазах оздоравливающих твоих –
Ветер с моря и поле ржаное.
Ты совсем не похожа на женщин других,
Почему мне и стала женою.

1927

Поэза предвесенних трепетов
О. С.

Весенним ветром веют лица
И тают, проблагоухав.
Телам легко и сладко слиться
Для весенеющих забав.

Я снова чувствую томленье
И нежность, нежность без конца…
Твои уста, твои колени
И вздох мимозного лица,-

Лица, которого бесчертны
Неуловимые черты:
Снегурка с темпом сердца серны,
Газель оснеженная – ты.

Смотреть в глаза твои русалчьи
И в них забвенно утопать;
Изнежные цветы фиалчьи
Под ними четко намечать.

И видеть уходящий поезд
И путь без станций, без платформ,
Читать без окончанья повесть,-
Душа Поэзии – вне форм.

1913

***
В твою мечтальню солнце впрыгнуло
С энергией огневой,
И, разгоревшись, кошка выгнула
Полоски шубки меховой.

И расплескался луч в хрусталиках
Цветочной вазы от Фраже,
С улыбкой на диванных валиках
Заметив томики Бурже...

Луч попытается камелии
Понюхать, в тщетном рвеньи рьян.
Разглядывая рукоделие,
Тебе укажет на изъян.

Потом (пойми, ведь солнце молодо
И пустовато, как серсо!)
Чуть-чуть придать захочет золота
Недопитому кюрасо...

О, солнце марта любознательно,
В нем шутка и предвешний хмель!
Смотри, сосет оно признательно
Развернутую карамель...

И все стремится в сердце девичье
Бесцеремонно заглянуть:
Вместилась в грудь строфа ль Мицкевича,
Строфа ль Мюссе вместилась в грудь?

И, напроказничав в мечталенке,
Взглянув кокетливо в трюмо,
Запрячется в конвертик маленький,
В котором ты пошлешь письмо...

(Игорь Северянин)

МАРТ

Март — точно май: весь снег растаял;
Дороги высохли; поля
Весенний луч теплом измаял, —
И зеленеет вновь земля.

И море в день обезольдилось,
Опять на нем синеет штиль;
Все к созиданью возродилось,
И вновь зашевелилась пыль.

На солнце дров ольховых стопик
Блестит, как позлащенный мел,
И соловей, — эстонский: ööpik, —
Запеть желанье возымел...

Опять звенит и королеет
Мой стих, хоть он — почти старик!..
В закатный час опять алеет
Улыбка грустной Эмарик.

И ночь — Ночь Белая — неслышной
К нам приближается стопой
В сиреневой накидке пышной
И в шляпе бледно-голубой...

Игорь-Северянин

ПРОХЛАДНАЯ ВЕСНА

Весен всех былых весна весенней
Предназначена мне в этот год:
Девушка из детских сновидений
Постучалась у моих ворот.

И такою свежею прохладой
Вдруг повеяло от милых уст,
Что шепчу молитвенно: «Обрадуй. —
Докажи, что мир не вовсе пуст...»

А она и плачет, и смеется,
И, заглядывая мне в глаза,
Неземная по-земному бьется
Вешняя — предсмертная! — гроза.

Игорь - Северянин
5 апреля 1933

«Prelude I»

Я, белоснежный, печальноюный бубенчик-ландыш,
Шуршу в свой чепчик
Зефира легче
Для птичек певчих...
И тихо плачу белесой ночью, что миг мне дан лишь
Для вдохновенья,
Для упоенья
Самозабвенья...

О, Май душистый,
Приляг на мшистый
Ковер пушистый!
Люблю, как утром мои коронки ты обрильянтишь!
На луноструне
Пою чаруний -
Стрекоз ажурных... Я - милый, белый, улыбный ландыш
Усну в июне...


1911 год

А ночи с каждым днем белее,
И с каждой ночью ярче дни!
Идем мы парком по аллее.
Налево море. Мы — одни.

Зелёный полдень. В вешней неге,
Среди отвесных берегов,
Река святая, — Pühajögi, —
Стремится, слыша моря зов.

На круче гор белеет вилла
В кольце из кедров и елей,
Где по ночам поет Сивилла,
Мечтая в бархате аллей.

Круглеет колющий кротекус,
И земляничны тополя,
Смотрящиеся прямо в реку,
Собою сосны веселя.

О, принц Июнь, приди скорее,
В сирень котэджи разодень!
Ночь ежедневно серебрее,
И еженочно звонче день!

1918

Месяц гладит камыши
Сквозь сирени шалаши...
Всё — душа, и ни души.

Всё — мечта, всё — божество,
Вечной тайны волшебство,
Вечной жизни торжество.

Лес — как сказочный камыш,
А камыш — как лес-малыш.
Тишь — как жизнь, и жизнь — как тишь.

Колыхается туман —
Как мечты моей обман,
Как минувшего роман...

Как душиста, хороша
Белых яблонь пороша...
Ни души, и всё — душа!

Декабрь 1908

В августе

Есть в тихом августе, мечтательном и кротком,
Такая мягкая, певучая печаль,
Что жаль минувшего, мелькнувшего в коротком,
Что сердце просится: «к забвению причаль».

Мне вспоминаются, туманны и бессвязны,
Обрывки августов, их встречи, их уход…
И для души моей они однообразны,
Как скалам озера — проплывший пароход…

Игорь Северянин
1909

Когда придет корабль

Вы оделись вечером кисейно
И в саду стоите у бассейна,
Наблюдая, как лунеет мрамор
И проток дрожит на нём муаром.

Корабли оякорили бухты:
Привезли тропические фрукты,
Привезли узорчатые ткани,
Привезли мечты об океане.

А когда придёт бразильский крейсер,
Лейтенант расскажет Вам про гейзер.
И сравнит... но это так интимно!..
Напевая нечто вроде гимна.

Он расскажет о лазори Ганга,
О проказах злых орангутанга,
О циничном африканском танце
И о вечном летуне — «Голландце».

Он покажет Вам альбом Камчатки,
Где ещё культура не в зачатке,
Намекнёт о нежной дружбе с гейшей,
Умолчав о близости дальнейшей...

За моря мечтой своей зареяв,
Распустив павлиньево свой веер,
Вы к нему прижмётесь в тёплой дрожи,
Полюбив его ещё дороже...

По вечерам графинин фаэтон
Могли бы вы заметить у курзала.
Она входила в зал, давая тон,
Как капельмейстер, настроеньям зала.

Раз навсегда графиня показала
Красивый ум, прищуренный бутон
Чуть зрелых губ, в глазах застывший стон,
Как монумент неверности вассала...

В ее очей фиалковую глубь
Стремилось сердце каждого мужчины.
Но окунать их не было причины, —

Напрасно взоры ныли: приголубь...
И охлаждал поклонников шедевра
Сарказм ее сиятельства из сэвра.

Пора безжизния

Кончается октябрь, бесснежный и туманный,
Один день - изморозь, тепло и дождь - другой.
Безлистый лес уснул, гнилой и безуханный,
Бесцветный и пустой, скелетный и нагой.

На море с каждым днем все реже полотенца:
Ведь осень, говорят, неряха из нерях...
И ходят две сестры - она и инфлюэнца,
Две девы старые, - и топчутся в дверях.

Из скромных домиков их гонят: кто - дубиной,
Кто - жаркой банею, кто - ватным армяком;
Кто подогадливей, их просто гонит хиной,
Легко тягающейся с крепким тумаком.

Пора безжизния!.. И даже ты, телега,
Не то ты ленишься, не то утомлена...
Нам грязь наскучила. Мы чистого ждем снега.
В грязи испачкала лицо свое луна...

Игорь Северянин

Не завидуй другу, если друг богаче,
Если он красивей, если он умней.
Пусть его достатки, пусть его удачи
У твоих сандалий не сотрут ремней...

Двигайся бодрее по своей дороге,
Улыбайся шире от его удач:
Может быть, блаженство — на твоем пороге,
А его, быть может, ждут нужда и плач.

Плачь его слезою! смейся шумным смехом!
Чувствуй полным сердцем вдоль и поперек!
Не препятствуй другу ликовать успехом:
Это — преступленье! Это — сверхпорок!

1909

Я жив, и жить хочу, и буду
Жить — бесконечный — без конца.
Не подходите, точно к чуду,
К чертам бессмертного лица:

Жизнь — в нашей власти: мы дотоле
Трепещем, бьёмся и живём,
Пока в нас много ярой воли
К тому, что жизнью мы зовём.

Смерть торжествует в те мгновенья,
Когда поверил ты в неё,
И нет в тебе сопротивленья:
Смерть — малодушие твоё.

Я не могу себе представить
Всем ощущеньем, всей душой,
Как можно этот мир оставить, —
Молчать, истлеть, не быть собой!

Я превозмог порывы гнева:
Убив другого — я убит…
А потому — любимец неба —
Прошу — чтоб жить! — всю боль обид.

Я смел и прям, и прост, и светел,
И смерти явно я бегу.
Я всех простил, я всё приветил,
А большего я не могу!..

Что значит жить? для вас, — не знаю…
жить для меня — вдыхать сирень,
В крещенский снег стремиться к маю,
Благословляя новый день!

Искать Её, не уставая,
И петь, и мыслить, и дышать.
Какие нови в чарах мая!
Какая в новях благодать!

И сколько новей в чарах мая,
Ведь столько ж песен впереди!
Живи, живое восторгая!
От смерти мёртвое буди!

Но если ты, в чьих мыслях узость,
Мне скажешь: «Трус», — услышишь ты:
— Да здравствует святая трусость
Во имя жизни и мечты!

1914. Октябрь

БУКЕТ ЗАБВЕНЬЯ

Я погружу в букет душистый
Лицо и душу погружу.
И лес ресниц твоих пушистый,
Пушистый лес воображу.

Я озарял его, сжигая
Доверья хрупкие костры...
О, дорогая-дорогая
С душой любовницы-сестры!

Но то ушло, пришло другое...
Того, что было, не спасти...
О, дорогое-дорогое,
Моё далекое, прости!

Прости и ты, мой ангел чистый,
Краса и гордость бытия!
Бросаю жизнь в букет душистый
И захлебнусь в букете я.

Игорь - Северянин

Сегодня День независимости Эстонии.
Там живут мои друзья...

Привет Эстонии

Привет республике эстляндской –
Культурной, честной и благой, -
Правленья образ шарлатанский
Поправшей твёрдою ногой!

Ликуйте, мудрые эстонцы,
В чьих жилах северная кровь:
Отныне солнце – ваше солнце!
Новь жизни вашей – ваша новь!

1918

«Король поэтов» Северянин (псевдоним Игоря Васильевича Лопарёва) не получил законченного образования. Он проповедовал «вселенский эгоизм», всё самое утончённое. Это был уход из действительности в бурную и яркую «другую жизнь».
Ему в какой-то мере случайно повезло в молодости. На его стих «Вонзите штопор» в 1910 году обратил внимание Лев Толстой, предав его резкой критике. Пресса обрушилась на поэта и с легкой руки великого старца Игорь Северянин стал известен.
Прежде чем восславить независимость Эстонии в 1918 году поэт годом раньше написал «Гимн Российской республике» и «Моему народу» (март 1917 года). Но он ненавидел Керенского, назвав его «паяцем трагичным на канате». Зато высоко оценил деятельность Ленина.
Бежал поэт из голодного и холодного Петрограда в январе 1918 года в Эстонию не случайно. С Эстимаа был до революции связан отец поэта. Да и сам стихотворец любил наезды в селение Эст-Тойла на берегу моря, чтобы порыбачить и предаться уединению.
Северянин широко отразил в своих стихах природу и жизнь Эстонии. В его «Поэзе об Эстонии» говорится, что Эстония – «трудолюбка», «голубая голубка». Мирная страна, в которой есть нечто от мечты поэта.
Для него Эстия – «оазис в житейской тщете», в котором он живёт, «как в норке крот». В 1914 году, он писал в «Балтийских кэнзелях»:

В пресветлой Эстляндии, у моря Балтийского,
Лилитного, блеклого и неуловимого,
Где вьются кузнечики скользяще-налимово,
Для сердца усталого – так много любимого,
Святого, желанного, родного и близкого!

Поэза об Эстонии

Как Феникс, возникший из пепла,
Возникла из смуты страна.
И если еще не окрепла,
Я верю, окрепнет она:

Такая она трудолюбка,
Что сможет остаться собой.
Она — голубая голубка,
И воздух она голубой.

Всегда я подвержен надежде
На этих утесах, поверь, —
В Эстляндской губернии прежде,
В республике Эсти теперь

Где некогда бился Калевич,
Там может ли доблесть уснуть?
О, сказочный принц-королевич
Вернется к любимой на грудь!

Давно корабли вдохновений
Качнул к побережью прилив:
Их вел из Поэзии гений
Со сладостным именем — Лийв.

Запомни: всегда вдохновенна
Мелодий ее бирюза.
У Ridala, Suots'a и Еnnо
Еще не закрылись глаза…

И вся ты подобна невесте,
И вся ты подобна мечте,
Эстония, милая Эсти,
Оазис в житейской тщете!

11 ноября 1919 Тойла

Балтийские кэнзели

В пресветлой Эстляндии, у моря Балтийского,
Лилитного, блеклого и неуловимого,
Где вьются кузнечики скользяще-налимово,
Для сердца усталого — так много любимого,
Святого, желанного, родного и близкого!

И в час ранне-утренний, и в полдень обеденный,
И в сумерки росные в мой сад орезеденный
В пресветлой Эстляндии, у моря Балтийского,
Столпляются девушки… Но с профилем Эдиным
Приходит лишь изредка застенчиво-рисково…

О, с профилем Эдиным! Мне сердце обрызгала
Косою — оволнила. И к берегу южному
Залива Финляндского, сквозь девушек дюжину,
Все ближе ледяная сафирно-жемчужная
Пресветлой Эстляндии царица Балтийская!

1914. Май
Эст Тойла

Наступает весна… Вновь обычность ее необычна,
Неожиданна жданность и ясность слегка неясна.
И опять — о, опять! — все пахуче, цветочно и птично.
Даже в старой душе, даже в ней наступает весна!

Мох в еловом лесу засинел — забелел в перелесках.
О, подснежники, вы — обескрыленные голубки!
И опять в ущербленьях губчатых, коричневых, резких
Ядовитые ноздри свои раздувают сморчки.

И речонка безводная вновь многоводной рекою
Стала, рыбной безрыбная, сильной лишенная сил,
Соблазнительною, интересною стала такою,
Что, поверив в нее, я удилише вновь оснастил.

Я ушел на нее из прискучивших на зиму комнат,
Целодневно бродя вдоль извилин ее водяных,
Посещая один за другим завлекающий омут,
Где таятся лохи, но кто знает — в котором из них?

Этот лох, и сморчок, и подснежник незамысловатый,
Эта юнь, эта даль, что влекуще-озерно-лесна,
Все душе, упоеньем и радостью яркой объятой,
Говорит, что опять, что опять наступает весна!

Toila
7 мая 1932 г.

Никифоров-Волгин

Ему мила мерцающая даль
Эпохи Пушкина и дней Лескова...
Он чувствует Шмелева мастерского,
И сроден духу родниковый Даль.

Деревни ль созерцает, города ль,
В нем нет невыносимо городского:
Он всюду сын природы, в нем морского
Мороза хруст, что хрупок, как миндаль.

В весенний сад, что от дождя заплакан,
Выходит прогуляться старый дьякон
И вместе с ним о горестном всплакнуть,

Такой понятный автору и близкий,
Чтоб, воротясь домой, слегка чуть-чуть,
Взять водочки и закусить редиской.

Таллинн.
4 марта 1936

КЭНЗЕЛЬ VIII

Букет незабудок был брошен небрежно
На письменном розовом дамском столе…
Покинуто было хозяйкой шалэ,
И солнце блистало в оконном стекле
  Прощально и нежно.

У окон гостиной сох горько миндаль.
Эльгриной, уплывшей в исконную даль,
Букет незабудок был брошен небрежно
В ее кабинете; в гостиной рояль
  Вздыхал так элежно…

Струнец благородный, он слушал прилежно,
Как плакал букет бирюзовых цветов,
И вторить букету рояль был готов,
И клавишил - это ль не песня без слов? -
  " Был брошен небрежно…"

Харьков
1917. Февраль

Ко вчерашнему Дню рождения поэта

ИЗМЕНА МАЯ

Я родился в мае, месяце весеннем,
Звонком и веселом,
Шумном и душистом,
И сказали розы: “Мы тебя оденем
Светлым ореолом -
Как молитвы, чистым”.

Улыбнулось солнце, солнце засверкало,
Ласковым приветом
Чествуя рожденье;
Солнце загорелось, запылало ало
И зажгло поэтом
С искрой вдохновенья!

Разодет цветами с детской колыбели,
Я запе соловкой
Радостно и звонко,
Запечатлевая мир, где все скорбели,
Юною головкой
И душой ребенка.

Время шло, и солнце потускнело в тучах,
Лаской не блестело,
Злоба песнь косила;
Опадали розы при ветрах летучих,
Истомилось тело,
Притупилась сила.

Время шло… И радость дней моих весенних
Растопилась в слезах,
Сердцу не внимая!
И теперь я плачу, плачу на коленях
О погибших грезах,
Об измене мая!

1908. Февраль