В поэзию Марины Цветаевой из...Календаря

18 сентября 1917

Аймек-гуарузим -- долина роз.
Еврейка -- испанский гранд.
И ты, семилетний, очами врос
В истрепанный фолиант.

От розовых, розовых, райских чащ
Какой -- то пожар в глазах.
Луна Сарагосоы -- и черный плащ.
Шаль -- до полу -- и монах.

Еврейская девушка -- меж невест --
Что роза среди ракит!
И старый серебряный дедов крест
Сменен на Давидов щит.

От черного взора и красных кос
В глазах твоих -- темный круг.
И целое дерево райских роз
Цветет меж библейских букв.

Аймeк-гуарузим -- так в первый раз
Предстала тебе любовь.
Так первая книга твоя звалась,
Так тигр почуял кровь.

И, стройное тело собрав в прыжок,
Читаешь -- черно в глазах! --
Как в черную полночь потом их сжег
На красном костре -- монах.

18 сентября 1921


МАЯКОВСКОМУ

Превыше крестов и труб,
Крещенный в огне и дыме,
Архангел-тяжелоступ —
Здорово, в веках Владимир!

Он возчик, и он же конь,
Он прихоть, и он же право.
Вздохнул, поплевал в ладонь:
— Держись, ломовая слава!

Певец площадных чудес —
Здорово, гордец чумазый,
Что камнем — тяжеловес
Избрал, не прельстясь алмазом.

Здорово, булыжный гром!
Зевнул, козырнул — и снова
Оглоблей гребет — крылом
Архангела ломового.

20 сентября 1921

Гордость и робость - родные сестры,
Над колыбелью, дружные, встали.

"Лоб запрокинув!" - гордость велела.
"Очи потупив!" - робость шепнула.

Так прохожу я - очи потупив -
Лоб запрокинув - Гордость и Робость

21 сентября 1916

И другу на руку легло
Крылатки тонкое крыло.
Что я поистине крылата,
Ты понял, спутник по беде!
Но, ах, не справиться тебе
С моею нежностью проклятой!

И, благодарный за тепло,
Целуешь тонкое крыло.

А ветер гасит огоньки
И треплет пестрые палатки,
А ветер от твоей руки
Отводит крылышко крылатки...
И дышит: душу не губи!
Крылатых женщин не люби!

22 сентября 1915

С большою нежностью -- потому,
Что скоро уйду от всех --
Я всe раздумываю, кому
Достанется волчий мех,

Кому -- разнеживающий плед
И тонкая трость с борзой,
Кому -- серебряный мой браслет,
Осыпанный бирюзой...

И все -- записки, и все -- цветы,
Которых хранить -- невмочь...
Последняя рифма моя -- и ты,
Последняя моя ночь!

22 сентября 1935

Ударило в виноградник —
Такое сквозь мглу седу́ —
Что каждый кусток, как всадник,
Копьем пригвожден к седлу.

Из туч с золотым обрезом —
Такое — на краснозем,
Что весь световым железом
Пронизан — пробит — пронзен.

Светила и преисподни
Дитя: виноград! смарагд!
Твой каждый листок — Господня
Величия — транспарант.

Хвалы виноградным соком
Исполнясь, как царь Давид —
Пред Солнца Масонским Оком —
Куст служит: боготворит.

20 — 22 сентября 1935

23 сентября 1917

Запах, запах
Твоей сигары!
Смуглой сигары
Запах!
Перстни, перья,
Глаза, панамы...
Синяя ночь
Монако.

Запах странный,
Немножко затхлый:
В красном тумане --
Запад.
Столб фонарный
И рокот Темзы,
Чем же еще?
Чем же?

Ах, Веной!
Духами, сеном,
Открытой сценой,
Изменой!

23 сентября 1922

Золото моих волос
Тихо переходит в седость.
-- Не жалейте! Всe сбылось,
Всe в груди слилось и спелось.

Спелось -- как вся даль слилась
В стонущей трубе окраины.
Господи! Душа сбылась:
Умысел твой самый тайный.

=================

Несгорающую соль
Дум моих -- ужели пепел
Фениксов отдам за смоль
Временных великолепий?

Да и ты посеребрел,
Спутник мой! К громам и дымам,
К молодым сединам дел --
Дум моих причти седины.

Горделивый златоцвет,
Роскошью своей не чванствуй:
Молодым сединам бед
Лавр пристал -- и дуб гражданский.

Между 17 и 23 сентября 1922

Из цикла стихов "ЗАВОДСКИЕ"


23 сентября 1922

1
Стоят в чернорабочей хмури
Закопченные корпуса.
Над копотью взметают кудри
Растроганные небеса.

В надышанную сирость чайной
Картуз засаленный бредет.

Последняя труба окраины
О праведности вопиет.

Труба! Труба! Лбов искаженных
Последнее: еще мы тут!
Какая на-смерть осужденность
В той жалобе последних труб!

Как в вашу бархатную сытость
Вгрызается их жалкий вой!
Какая заживо-зарытость
И выведенность на убой!

А Бог? -- По самый лоб закурен,
Не вступится! Напрасно ждем!
Над койками больниц и тюрем
Он гвоздиками пригвожден.

Истерзанность! Живое мясо!
И было так и будет -- до
Скончания.
-- Всем песням насыпь,
И всех отчаяний гнездо:

Завод! Завод! Ибо зовется
Заводом этот черный взлет.
К отчаянью трубы заводской
Прислушайтесь -- ибо зовет

Завод. И никакой посредник
Уж не послужит вам тогда,
Когда над городом последним
Взревет последняя труба.

23 сентября 1922

Из цикла стихов "ICI-HAUT* "
*Здесь -- в поднебесье (фр.).


23 сентября 1932

1
Товарищи, как нравится
Вам в проходном дворе
Всеравенства -- перст главенства:
-- Заройте на горе!

В век распевай, как хочется
Нам -- либо упраздним,
В век скопищ -- одиночества
-- "Хочу лежать один" --
Вздох...

2
Ветхозаветная тишина,
Сирой полыни крестик.
Похоронили поэта на
Самом высоком месте.

Так и во гробе еще -- подъем
Он даровал -- несущим.
...Стало быть, именно на своем
Месте, ему присущем.

Выше которого только вздох,
Мой из моей неволи.
Выше которого -- только Бог!
Бог -- и ни вещи боле.

Всечеловека среди высот
Вечных при каждом строе.
Как подобает поэта -- под
Небом и над землею.

После России, где меньше он
Был, чем последний смазчик-
Равным в ряду -- всех из ряда вон
Равенства -- выходящих.

В гор ряду, в зорь ряду, в гнезд ряду,
Орльих, по всем утесам.
На пятьдесят, хоть, восьмом году --
Стал рядовым, был способ!

Уединенный вошедший в круг
Горе? -- Нет, радость в доме!
На сорок верст высоты вокруг
Солнечного да кроме

Лунного -- ни одного лица,
Ибо соседей -- нету.
Место откуплено до конца
Памяти и планеты.

3
В стране, которая -- одна
Из всех звалась Господней,
Теперь меняют имена
Всяк, как ему сегодня

На ум или не-ум (потом
Решим!) взбредет. "Леонтьем
Крещеный -- просит о таком-
то прозвище". -- Извольте!

А впрочем, что ему с холма,
Как звать такую малость?
Я гору знаю, что сама
Переименовалась.

Среди казарм, и шахт, и школ:
Чтобы душа не билась! --
Я гору знаю, что в престол
Души преобразилась.

В котлов и общего котла,
Всеобщей котловины
Век -- гору знаю, что светла
Тем, что на ней единый

Спит -- на отвесном пустыре
Над уровнем движенья.
Преображенье на горе?
Горы -- преображенье.

Гора, как все была: стара,
Меж прочих не отметишь.
Днесь Вечной Памяти Гора,
Доколе солнце светит --

Вожатому -- душ, а не масс!
Не двести лет, не двадцать,
Гора та -- как бы ни звалась --
До веку будет зваться

Волошинской.

23 сентября 1932

24 сентября 1913


БАЙРОНУ

Я думаю об утре Вашей славы,
Об утре Ваших дней,
Когда очнулись демоном от сна Вы
И богом для людей.

Я думаю о том, как Ваши брови
Сошлись над факелами Ваших глаз,
О том, как лава древней крови
По Вашим жилам разлилась.

Я думаю о пальцах, очень длинных,
В волнистых волосах,
И обо всех - в аллеях и в гостиных -
Вас жаждущих глазах.

И о сердцах, которых - слишком юный -
Вы не имели времени прочесть,
В те времена, когда всходили луны
И гасли в Вашу честь.

Я думаю о полутемной зале,
О бархате, склоненном к кружевам,
О всех стихах, какие бы сказали
Вы - мне, я - Вам.

Я думаю еще о горсти пыли,
Оставшейся от Ваших губ и глаз...
О всех глазах, которые в могиле.
О них и нас.

24 сентября 1913, Ялта

24 сентября 1915

Все Георгии на стройном мундире
И на перевязи черной -- рука.
Черный взгляд невероятно расширен
От шампанского, войны и смычка.

Рядом -- женщина, в любовной науке
И Овидия и Сафо мудрей.
Бриллиантами обрызганы руки,
Два сапфира -- из-под пепла кудрей.

Плечи в соболе, и вольный и скользкий
Стан, как шелковый чешуйчатый хлыст.
И -- туманящий сознание -- польский
Лихорадочный щебечущий свист.

Oт гнева в ои, мечты во лбу,
Богиня верности, храни рабу.

Чугунным ободом скрепи ей грудь,
Богиня Верности, покровом будь.

Все сладколичие сними с куста,
Косноязычием скрепи уста...

Запечатленнее кости в гробу,
Богиня Верности, храни рабу!

Дабы без устали шумел станок,
Да будет уст ее закон -- замок.

Дабы могильного поверх горба:
"Единой Верности была раба!"

На раздорожии, ребром к столбу,
Богиня Верности -- распни рабу!

24 сентября 1921

24 сентября 1921

С такою силой в подбородок руку
Вцепив, что судорогой вьется рот,
С такою силою поняв разлуку,
Что, кажется, и смерть не разведет --

Так знаменосец покидает знамя,
Так на помосте матерям: Пора!
Так в ночь глядит -- последними глазами
Наложница последнего царя.

24 сентября 1923


КРИК СТАНЦИЙ

Крик станций: останься!
Вокзалов: о жалость!
И крик полустанков:
Не Дантов ли
Возглас:
"Надежду оставь!"
И крик паровозов.
Железом потряс
И громом волны океанской.
В окошечках касс,
Ты думал -- торгуют пространством?
Морями и сушей?
Живейшим из мяс:
Мы мясо -- не души!
Мы губы -- не розы!
От нас? Нет -- по нас
Колеса любимых увозят!

С такой и такою-то скоростью в час.

Окошечки касс.
Костяшечки страсти игорной.
Прав кто-то из нас,
Сказавши: любовь -- живодерня!

"Жизнь -- рельсы! Не плачь!"
Полотна -- полотна -- полотна...
(В глаза этих кляч
Владельцы глядят неохотно).

"Без рва и без шва
Нет счастья. Ведь с тем покупала?"
Та швейка права,
На это смолчавши: "Есть шпалы".

24 сентября 1923

Люблю - но мука еще жива.
Найди баюкающие слова:

Дождливые, - расточившие все
Сам выдумай, чтобы в их листве

Дождь слышался: то не цеп о сноп:
Дождь в крышу бьет: чтобы мне на лоб,

На гроб стекал, чтобы лоб - светал,
Озноб - стихал, чтобы кто-то спал

И спал...
Сквозь скважины, говорят,
Вода просачивается. В ряд
Лежат, не жалуются, а ждут
Незнаемого. (Меня - сожгут).

Баюкай же - но прошу, будь друг:
Не буквами, а каютой рук:

Уютами...

25 сентября 1915 г.

Лорд Байрон! - Вы меня забыли!
Лорд Байрон! - Вам меня не жаль?
На ........ плечи шаль
Накидывали мне - не Вы ли?
И кудри - жесткие от пыли -
Разглаживала Вам - не я ль?

Чьи арфы ......... аккорды
Над озером, - скажите, сэр! -
Вас усмиряли, Кондотьер?
И моего коня, - о, гордый!
Не Вы ли целовали в морду,
Десятилетний лорд и пэр!

Кто, плача, пробовал о гладкий
Свой ноготь, ровный как миндаль,
Кинжала дедовского сталь?
Кто целовал мою перчатку?
- Лорд Байрон! - Вам меня не жаль?

Цитата от Моники Вербат


26 сентября 1892 года...


Если открыть старый календарь, то день в нем сегодня будет красным...

Родилась Марина...
Родилась судьба...
Родился талант...
Родился Поэт...

"Крупнее Цветаевой в нашем столетии нет поэта.", - сказал Иосиф Бродский... Кто-то оспорит эти слова... Я соглашусь...

«Иногда я думаю, — говорила о себе Марина, - что я — вода... Можно зачерпнуть стаканом, но можно наполнить и море. Все дело во вместимости сосуда и еще — в размерах жажды...»

Отчего-то именно сегодня, в день рождения Цветаевой по старому стилю, хочется надеяться, что наш Календарь утоляет жажду любви к Марине тех, кому ее стихов всегда мало...

26 сентября 1909

МОЛИТВА

Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.

Ты мудрый, Ты не скажешь строго:
- "Терпи, еще не кончен срок".
Ты сам мне подал - слишком много!
Я жажду сразу - всех дорог!

Всего хочу: с душой цыгана
Идти под песни на разбой,
За всех страдать под звук органа
и амазонкой мчаться в бой;

Гадать по звездам в черной башне,
Вести детей вперед, сквозь тень...
Чтоб был легендой - день вчерашний,
Чтоб был безумьем - каждый день!

Люблю и крест, и шелк, и каски,
Моя душа мгновений след...
Ты дал мне детство - лучше сказки
И дай мне смерть - в семнадцать лет

26 сентября 1915

Заповедей не блюла, не ходила к причастью.
-- Видно, пока надо мной не пропоют литию,-
Буду грешить -- как грешу -- как грешила:
со страстью
Господом данными мне чувствами -- всеми пятью!

Други! -- Сообщники! -- Вы, чьи наущения -- жгучи!
-- Вы, сопреступники! -- Вы, нежные учителя!
Юноши, девы, деревья, созвездия, тучи,-
Богу на Страшном суде вместе ответим. Земля!

27 сентября 1922

Это пеплы сокровищ:
Утрат, обид.
Это пеплы, пред коими
В прах - гранит.

Голубь голый и светлый,
Не живущий четой.
Соломоновы пеплы
Над великой тщетой.

Беззакатного времени
Грозный мел.
Значит Бог в мои двери -
Раз дом сгорел!

Не удушенный в хламе,
Снам и дням господин,
Как отвесное пламя
Дух - из ранних седин!

И не вы меня предали,
Годы, в тыл!
Эта седость - победа
Бессмертных сил.

27 сентября 1922

Это пеплы сокровищ:
Утрат, обид.
Это пеплы, пред коими
В прах - гранит.

Голубь голый и светлый,
Не живущий четой.
Соломоновы пеплы
Над великой тщетой.

Беззакатного времени
Грозный мел.
Значит Бог в мои двери -
Раз дом сгорел!

Не удушенный в хламе,
Снам и дням господин,
Как отвесное пламя
Дух - из ранних седин!

И не вы меня предали,
Годы, в тыл!
Эта седость - победа
Бессмертных сил.

27 сентября 1923


РЫЦАРЬ НА МОСТУ

Бледно-лицый
Страж над плеском века.
Рыцарь, рыцарь,
Стерегущий реку.

(О, найду ль в ней
Мир от губ и рук?!)
Ка-ра-ульный
На посту разлук.

Клятвы, кольца...
Да, но камнем в реку —
Нас-то — сколько
За четыре века!

В воду пропуск
Вольный.— Розам цвесть!
Бросил — брошусь!
Вот тебе и месть!

Не устанем
Мы — доколе страсть есть!—
Мстить мостами.
Широко расправьтесь,

Крылья!— В тину,
В пену — как в парчу!
Мосто-вины
Нынче не плачу!

«С рокового мосту
Вниз — отважься!»
Я тебе по росту,
Рыцарь пражский.

Сласть ли, грусть ли
В ней — тебе видней,
Рыцарь, стерегущий
Реку — дней.

28 сентября 1918

А взойдешь -- на краешке стола --
Недоеденный ломоть, -- я ела,
И стакан неполный -- я пила,
.........., -- я глядела.

Ты присядь на красную скамью,
Пей и ешь -- и не суди сурово!
Я теперь уже не ем, не пью,
Я пою -- кормлю орла степного.

28 сентября 1922

В сиром воздухе загробном
Перелетный рейс...
Сирой проволоки вздроги,
Повороты рельс...

Точно жизнь мою угнали
По стальной версте --
В сиром мороке -- две дали..
(Поклонись Москве!)

Точно жизнь мою убили.
Из последних жил
В сиром мороке в две жилы
Истекает жизнь.